Крисп Видесский

Беглого взгляда хватило, чтобы определить искомое место: кучка людей собралась вокруг фигуры в синей монашеской рясе. Монах даже через всю площадь Крисп разглядел тощую фигуру и узкое лицо Пирра – стоял не то на бочке, не то не камне, так что возвышался над своими слушателями на половину человеческого роста.

– Вон он! – воскликнул Крисп, и халогаи двинулись к Пирру с целеустремленностью волчьей стаи, загоняющей оленя.

Пирр был опытным оратором. Крисп услыхал, о чем тот проповедует, задолго до того, как добрался до окружившей священника толпы услыхал вместе с половиной площади Быка.

– Низости он учился у бывшего своего хозяина, ибо само имя Анфима равнозвучно разврату. Но Крисп сумел превзойти в пороке своего учителя, вначале совратив супругу предыдущего Автократора, а потом использовав ее против мужа, чтобы через его труп шагнуть к трону. Как может Фос благословлять наши усилия, если такой человек обитает ныне во дворце?

Пирр не мог не видеть, как приближаются Крисп и его телохранители, но ни на секунду не запнулся – Крисп и без того знал, что бывший настоятель лишен страха. Однако Пирр не прервался и ради того, чтобы указать толпе на присутствие упомянутого развратного чудовища, а это Крисп непременно сделал бы на его месте, собирайся он свергнуть кого-то. Но Пирр неуклонно следовал намеченному курсу: раз ступив на путь, он, как зашоренная лошадь, уже не мог с него сойти.

Крисп сложил руки на груди и принялся слушать. Пирр продолжал тираду, точно не замечая императора. Еще меньше внимания он обратил на выбежавшую на площадь Быка пожарную команду.

Некоторые зеваки с беспокойством оглядывались на группу людей, вооруженных, как халогаи, топорами, и пару взмокших пожарных, тащившую сифон. Страх пожара глубоко въелся в сердца горожан и еще углубился после дня солнцестояния.

Пожарная команда ринулась через толпу прямо к размахивающему руками проповеднику.

– Разойдись! – орал начальник команды. Зеваки рассыпались в стороны.

– Где пожар? – взвизгнул кто-то.

– Тут! – заорал в ответ Фокиод. – По крайней мере, мне приказано залить этого поджигателя!

Он махнул рукой. Один пожарный заработал сифоном, второй направил шланг в сторону Пирра.

Из деревянного сопла хлестнула ледяная вода. Слушатели отхлынули от Пирра, ругаясь и отфыркиваясь. Сам священник пытался сказать что-то, но начал неудержимо чихать. Команда поливала его, пока не опустела бочка.

– Наполнить снова, ваше величество? – громко спросил Фокиод.

Похоже было, что еще немного, и Пирр утонет.

– Нет, Фокиод, спасибо, – ответил Крисп. – По-моему, он уже остыл.

– Я – апчхи!! – остыл?! – завопил Пирр. С его бороды и носа капала вода. – Нет, я только – апчхи!! – начал разоблачать прелюбодея в алых сапогах. Слушай меня, народ видесский…

– Пойдите просохните, святой отец, – добродушно посоветовал кто-то из толпы. – Так стоять на ветру – лихоманка прохватит.

– Да и сказка ваша изрядно поблекла, – добавил другой.

– Пламенными речами обогрейтесь лучше, – заметила женщина.

– Да нет, они все потухли, – отозвался какой-то остряк и сам себе хихикнул.

Всю свою жизнь Пирр провел в монастырях или при храмах. Он привык, что миряне почитают его, а не подсмеиваются, пусть добродушно. Но куда хуже насмешек был громовой хохот, разнесшийся над площадью при виде мокрого, трясущегося от гнева и холода святого отца, с перевернутого ящика разоблачающего власть предержащих, пока зубы его ритмично постукивали наподобие деревянных наперсников, которыми васпураканские танцоры отбивали такт.

Равнодушие Пирр перенес бы стоически: монахов часто встречали равнодушием, поскольку проповедуемый ими образ жизни мало кому подходил. Но вынести смеха он не мог. Злобно озирая толпу, и в особенности Криспа, он неуклюже спустился с ящика и двинулся прочь. Новый приступ чихания лишил его уход даже видимости достоинства.

– Фос с тобой, мокрый Пирр! – громко пожелал кто-то, вызвав новый раскат смеха. Согбенная спина Пирра дернулась, точно в нее всадили нож.

– Мокрый Пирр, мокрый Пирр, добрый, старый, мокрый Пирр! распевала толпа.

Отбытие монаха перешло в отступление, а к краю площади – и в позорное бегство.

Гейррод повернулся к Криспу.

– За это он не станет любит тебя больше, – сказал телохранитель. – Выставить человека глупцом – значит нанести ему такую же обиду, как ударить мечом.

– Он уже враждует и со мной, и со всеми, кто не согласен с ним до йоты, – ответил Крисп. – Но теперь, даст бог благой, его не станут принимать всерьез. К словам святого отца Пирра – а до недавнего времени пресвятого отца Пирра – нельзя не прислушаться. А кто станет слушать старого, доброго, мокрого Пирра?

– Теперь я вижу, – медленно произнес Гейррод. – Ты отравил его слово. – Он сказал что-то соседу. Пророкотали гулкие голоса, и все северяне обернулись к Криспу.

– Кто, кроме видессианина, мог убить человека смехом? проговорил Гейррод, и остальные закивали.

Фокиод отдал команду своим людям. Тащившие сифон со вздохами облегчения опустили его, остальные оперлись на пожарные топоры, кроме одного, пошедшего купить жареной чечевицы.