Кустодий поразмыслил над этими словами. Эразм отметил, что его шлем был настоящим произведением искусства. Кроул никогда не встречал столь мастерски изготовленных доспехов. Ажурные крылья поднимались вверх от выполненной в виде головы хищной птицы решетки вокса. Среди вычурных золотых украшений сверкали выточенные из драгоценных камней линзы. Инквизитор вспомнил изображения Сангвиния в соборах Министорума и подумал, насколько же величественным должен был быть сам примарх, если даже тот, кто стоял перед ним, не являлся совершенным воплощением воинской мощи.
— И ты пришел сюда, — заговорил кустодий, — наплевав на закон, и посмел попытаться забрать его у меня.
Это было испытание. Несмотря на долгие годы службы, Кроул не питал иллюзий насчет своих способностей и сил. Он прекрасно понимал, что мифический полубог, стоящий перед ним, может закончить разговор одним ударом своего копья. И здесь не имело смысла ничего скрывать. Существо в золотой броне, если верить легендам, было создано специально, чтобы уметь отделить правду от лжи.
— Это мой человек, — ответил Кроул, вздергивая подбородок, — и если он тебе нужен, то сначала придется иметь дело со мной.
Кустодий не шевелился. Энергетическое поле волнами пробегало по огромному, длиной метр, клинку с моно-молекулярной заточкой.
— Как тебя зовут?
— Эразм Кроул, Ордо Еретикус.
— Что тебе известно о Фелиасе?
— Ничего. — Кроул поднял розетту и грозно взглянул на гиганта. — Но, если ты знаешь, власть этого знака обязывает тебя рассказать мне все.
Из глубин роскошного доспеха донесся похожий на смех рокот, слегка искаженный вокс-решеткой шлема. Искреннее, но мимолетное удивление наглости этого заявления.
— Я подчиняюсь только власти Трона.
— В таком случае нас таких здесь двое.
Через секунду поле, окутывающее клинок глефы, угасло. Но даже сейчас Кроул не был уверен, что кустодий не нанесет быстрый, как мысль, удар. Инквизиторская розетта могла остановить многое, но не это копье.
— Я редко покидаю пределы Его Дворца, инквизитор, — произнес кустодий. — Когда я сверялся с авгурами два рассвета назад, пытаясь отыскать истину в лабиринте лжи, я не был уверен. Я мог бы послать кого-то из слуг. Даже сейчас я не до конца понимаю, почему я так не сделал и отправился на охоту сам, ибо я не подвержен влиянию собственных прихотей.
— Я не сомневаюсь.
И тогда, наконец, кустодий расслабился и слегка разжал руку, сжимавшую древко глефы. Только сейчас Кроул заметил отряды арбитров, собравшихся в коридоре и державших его на прицеле. И только сейчас до него дошло, насколько абсурдной была вся эта затея.
Сам кустодий не обращал на окружающих людей никакого внимания. Для него как будто не существовало ни лежащих на полу штурмовиков, ни защитников крепости. Только двое агентов бессмертной воли Императора.
— У меня много имен, но ты можешь называть меня Наврадараном, — сказал кустодий. — А теперь поговорим.
Глава девятая
Спиноза шла по мосту, лишь смутно представляя, куда направляется. Она понимала, что ей следовало бы вызвать транспорт, но не хотела думать о возвращении в Корвейн практически без результатов. Опять.
Она стащила маску респиратора с лица и вдохнула нефильтрованный воздух Терры. Он оказался более едким, чем она представляла. Смесь прометиевых испарений, человеческого пота и дыма от костров верующих. Она втянула его полной грудью и почувствовала, как горло засаднило от едких примесей.
«Теперь это мой мир, — подумала она, — и я должна научиться в нем жить».
Она совсем немного отошла от разваливающихся цехов пищевого комбината, но улицы уже кишели людьми. Высоко над головой виднелись мосты, а над теми мостами — еще мосты, и еще, и еще, насколько хватало глаз. Потоки людей разделялись и сливались. Мужчины и женщины толкались в тесном пространстве транзитных переходов и магистралей, совершенно не обращая внимания на окружающих, и брели по своим делам, склонив головы и спрятав лица.
Спиноза прокладывала себе дорогу через эту толпу. Там, где остальные сутулились и волочили ноги, она шла уверенно, выпрямив спину, как ее учили на Астранте. Вся эта серая масса вполне могла бы сойти за представителей другого вида, низшую касту, которая существовала лишь в силу жестокой необходимости.
Какой-то старик натолкнулся на нее, не замечая броню и символику, пока не стало слишком поздно. Спиноза отшвырнула его с дороги. Когда несчастный разглядел, кому он помешал, то широко распахнул мутные глаза и пал ниц.
— Простите, миледи, — захрипел он, исступленно стуча лбом о рокритовое дорожное покрытие и оставляя на нем кровавые следы. — Я не заметил вас! Простите меня!
Спиноза посмотрела на него сверху вниз. Он вонял, как и все остальные. Здесь повсюду стоял прелый, пропитавший все запах немытых тел.
«Они боятся. Постоянно боятся».
Дознаватель не остановилась.