У них с Енохом вошло в привычку говорить во время и после еды. У обоих довольно напряженная внутренняя жизнь, требующая постоянного внимания, так что в остальные часы они друг друга не замечают. Случай за случаем, Рэнди отмечает траекторию своей жизни до сего дня. Так же и Енох упоминает какие-то военные эпизоды, рассказывает, как жилось в послевоенной Англии, потом в Америке в пятидесятых. Видимо, он был католическим священником, потом его лишили сана — за что, Енох не говорит, а Рэнди не спрашивает. Дальше все еще более расплывчато. Енох говорит, что начал подолгу бывать на Филиппинах во время Вьетнамской войны. Это вписывается в гипотезу Рэнди: если Папаша Комсток и впрямь прочесывал Лусон в поисках Первоисточника, то Енох хотел быть рядом, чтобы ему помешать или по крайней мере оставаться в курсе. Еще он утверждает, что мотался в Китай организовывать там всякие интернетовские дела, но Рэнди подозревает: за этим что-то кроется.
Поневоле напрашивается мысль, что у Еноха Роота и генерала Ина есть и другие поводы для взаимной неприязни.
— Если мне позволено проявить осторожный скептицизм, что именно вы имели в виду, когда говорили о защите цивилизации?
— Бросьте, Рэнди, вы знаете, что я имел в виду.
— Да, но Китай — цивилизованная страна, не правда ли? По крайней мере была.
— Да.
— Так, может быть, вы с генералом Ином в одной упряжке.
— Если китайцы такие цивилизованные, почему они ничего не изобретают?
— Как? Бумага, порох…
— В последнее тысячелетие, я хочу сказать.
— Не знаю. А вы как думаете?
— Потому что они как немцы во время Второй мировой.
— Знаю, что лучшие умы бежали из Германии в тридцатых — Эйнштейн, Борн…
— …и Шредингер, и фон Нейман, и другие. А знаете почему?
— Ну, разумеется, потому что ненавидели фашистов!
— А вы знаете, почему фашисты так ненавидели
— Многие из них были евреями…
— Это куда глубже простого антисемитизма. Гильберт, Рассел, Уайтхед, Гёдель — все они были заняты тем, чтобы разрушить математику и начать с чистого листа. Однако фашисты считали, что математика — героическая наука, цель которой, как у национал-социализма, — свести хаос к порядку.
— Ясно, — говорит Рэнди. — Фашисты не понимали, что если разрушить ее и отстроить заново, она станет еще более героической.
— Да. Это ведет к возрождению, — говорит Роот, — как в семнадцатом веке, когда пуритане сровняли все с землей, а потом стали мучительно отстраивать на руинах. Снова и снова мы видим Титаномахию — старых богов низвергают, возвращается хаос, но из хаоса восстают все те же тенденции.
— Хорошо. Так значит… вы говорили о цивилизации?
— Арес всегда восстает из хаоса. Он никуда не девается. Афинианская цивилизация защищается от сил Ареса при помощи
— Телеология какая-то. В свободных странах лучше развиваются науки, поэтому они мощнее в военном отношении, а значит, в силах защищать свободу. Очень похоже на любимые лозунги наших милитаристов.
— Но ведь
— Разве это не в прошлом?
— Понимаю, что вы просто хотите меня позлить. Иногда, Рэнди, Ареса удается заковать в цепи, однако он никуда не девается. В следующий раз, когда он выйдет из бочки, конфликт будет вращаться вокруг био-, микро— и нанотехнологии. Кто победит?
— Не знаю.
— И вас не беспокоит это незнание?
— Послушайте, Енох, я стараюсь как могу — правда, но я нищий и сижу в этой гребаной клетке, верно?
— Перестаньте ныть.
— А вы? Предположим, вы вернетесь на свою грядку с ямсом или чем там еще. Однажды у вас звякнет под лопатой, и вы откопаете несколько килотонн золота. Вы вложите их в высокотехнологическое оружие?
Ясное дело, у Роота есть ответ: золото награблено японцами по всей Азии и должно было обеспечивать валюту Зоны Совместного Экономического Процветания Великой Восточной Азии. И хотя ежу ясно, что данные конкретные японцы были отъявленные тупицы, в самом плане есть здравое зерно. Большая часть Азии живет по-прежнему фигово, и многим стало бы куда лучше, если бы экономика континента скакнула если не в двадцать первый, то хотя бы в двадцатый век, и там