Криптономикон, часть 2

Меньше чем через полчаса приходит двадцатипятилетний американец с хвостом на затылке и проводит с Рэнди минут двадцать. Он работает у Честера в Сиэтле и только что прилетел из Америки на его личном самолете, а в тюрьму приехал прямиком из аэропорта. Парень совершенно опупел и ни на секунду не умолкает. Внезапный перелет через океан на личном самолете богатого человека произвел на него неизгладимое впечатление, которым непременно надо с кем-нибудь поделиться. Он привез «гостинцы»: какие-то гамбургеры, дешевое чтиво, исполинский флакон пептобисмола от расстройства желудка, CD-плейер и толстую стопку дисков. Парнишка никак не может оправиться от истории с батарейками: ему велели купить большой запас, он и купил, но при разгрузке багажа и таможенном досмотре они загадочным образом испарились, осталась только упаковка в кармане его бермудов. В Сиэтле полно ребят, которые по окончании колледжа бросают монетку (орел — Прага, решка — Сиэтл) и едут туда с неколебимой уверенностью, что молодость и ум обеспечат им работу и бабки. И что самое гадство, так оно и выходит. Рэнди представить себе не может, каким выглядит мир в глазах этого юнца. От него далеко не сразу удается избавиться, потому что парень разделяет общее (крайне досадное) убеждение, будто в тюрьме у Рэнди одна радость — принимать визитеров.

Рэнди возвращается в камеру, садится по-турецки на койку и начинает раскладывать диски, как пасьянс. Выбор довольно толковый: двойной диск Бранденбургских концертов, органные фуги Баха (компьютерщики повернуты на Бахе), Луис Армстронг, Уинтон Марсалис и несколько альбомов «Хампердаун Системс», звукозаписывающей компании, в которой Честер — один из главных инвесторов. Это студия второго поколения: все исполнители — молодые люди, которые приехали в поисках легендарной сиэтлской рок-сцены и обнаружили, что ничего такого здесь нет в помине, а есть человек двадцать музыкантов, играющих на гитаре друг у друга в подвале. Им оставалось либо возвращаться ни с чем, либо самим создавать сиэтлскую сцену своей мечты. В результате возникло множество мелких клубов и групп, решительно оторванных от всякой реальности и отражающих исключительно чаяния панглобальных юнцов, приехавших сюда в погоне за призрачной надеждой. Те из двух десятков музыкальных старожилов, кто еще не покончил с собой и не умер от передоза, почувствовали себя ущемленными засильем чужаков и организовали движение протеста. Примерно через тридцать шесть часов после его начала молодые иммигранты ответили антидвижением антипротеста и отстояли свое право на уникальную культурную самобытность как обманутого народа, вынужденного все создавать самостоятельно. Подхлестываемые убежденностью, энергией юношеской половой неудовлетворенности и частью критиков, усмотревших в самой ситуации нечто постмодернистское, они основали несколько групп второй волны и даже звукозаписывающих студий. Из них только «Хампердаун Системс» в первые же шесть месяцев не заглохла и не оказалась поглощена крупной лос-анджелесской или нью-йоркской компанией.

Значит, Честер решил порадовать Рэнди своей гордостью — последними хампердаунскими новинками. Как ни странно, группы по большей части не из Сиэтла, а из каких-то неимоверно продвинутых университетских городков Северной Каролины и Мичигана. Но есть и одна, под названием «Шекондар», похожая на сиэтлскую. Похожая, потому что на обратной стороне коробки с диском помещена нерезкая фотография исполнителей, хлещущих кофе из кружек с логотипом сиэтлской сети кафе, которая, насколько Рэнди известно, еще не захватила весь мир с утомительной неотвратимостью других сиэтлских компаний. Так вот, Шекондар — особо мерзкое преисподнее божество, фигурировавшее в сценариях, которые Рэнди, Честер и Ави разыгрывали в старые времена. Рэнди открывает коробку и сразу видит, что у диска золотистый оттенок оригинала, а не серебристый, как у простой копии. Он вставляет диск в плейер, нажимает кнопку «play» и получает порцию пост-Кобейн-смертной тоски, генетически запрограммированной на полное несходство с традиционной сиэтлской рок-музыкой и в этом смысле абсолютно типичной для современного сиэтлского рока. Он прощелкивает еще несколько дорожек и тут же, чертыхаясь, срывает наушники: плейер попытался перевести в звук поток чисто цифровой информации. Ощущение, как будто барабанные перепонки колют иголками сухого льда.