Тощий йглмско-австралийский парень в форме военного летчика подходит и тянет его за правый передний плавник, рывком втаскивая Уотерхауза по эволюционной лестнице — не для того чтобы помочь, но чтобы получше разглядеть лицо. Летчик кричит (потому что музыка заиграла снова):
— Где ты научился так говорить?
Уотерхауз не знает, с чего начать: упаси Бог снова обидеть этих людей. Однако слов и не требуется. Летчик кривится от омерзения, как будто у Лоуренса из глотки лезет двухметровый солитер.
— На Внешнем Иглме? — спрашивает он.
Уотерхауз кивает. Изумленные и потрясенные лица застывают каменными масками. Ну конечно! Они с Внутреннего Йглма! Жителей этого острова постоянно притесняют; у них и музыка самая лучшая, и люди самые интересные, однако их постоянно шлют на Барбадос рубить сахарный тростник, или в Тасманию гонять овец, или… ну, скажем, в юго-восточную часть Тихого океана, бегать по джунглям от обвешанных взрывчаткой голодных камикадзе.
Летчик выдавливает улыбку и легонько хлопает Уотерхауза по плечу. Кто-то из присутствующих должен взять на себя неприятную дипломатическую работу и сгладить инцидент. Летчик, с истинным внутренне-йглмским тактом, взял это на себя.
— У нас, — бодро объясняет он, — так говорить невежливо.
— Да? — недоумевает Уотерхауз. — А что я такого сказал?
— Ты сказал, что был на мельнице, чтобы заявить протест по поводу лопнувшего во вторник мешка, и по тону, которым разговаривал мельник, смог заключить, что незамужняя двоюродная бабушка Мэри, пользовавшаяся в юности довольно сомнительной репутацией, подцепила грибок на ногтях.
Долгое молчание. Потом все начинают говорить разом. Наконец сквозь какофонию прорывается женский голос:
— Нет! Нет!
Уотерхауз смотрит в ту сторону: это Мэри.
— Я так поняла, что он вошел в пивную, где хотел предложить себя в качестве крысоморильщика, и что у собаки моей соседки — водобоязнь.
— Он был в исповедальне… священник… грудная жаба… — кричит кто-то из-за ее спины.
Потом все снова говорят разом:
— Пристань… молочная сестра Мэри… проказа… жаловал на шумное сборище!
Сильная рука обнимает Уотерхауза за плечи и разворачивает от спорящих. Обернуться и посмотреть, кто его держит, Лоуренс не может, потому что позвонки снова сместились. Надо думать, это Род благородно взял под свое крыло недотепу-янки. Род вынимает из кармана носовой платок, прикладывает Уотерхаузу к лицу и убирает руку. Платок остается висеть на губе, которая формой сейчас напоминает аэростат заграждения.
Этим доброта Рода не ограничивается. Он приносит Уотерхаузу выпить и находит ему стул.
— Слыхал про навахо? — спрашивает Род.
— А?
— Ваша морская пехота использует в качестве радистов индейцев навахо — они говорят по рации на своем языке и нипы ни хера не понимают.
— А. Да, — говорит Уотерхауз.
— Уинни Черчиллю глянулась эта идейка. Решил, что вооруженным силам Его Величества тоже такое нужно. Навахо у нас нет. Но…
— У вас есть йглмцы, — понимает Уотерхауз.
— Действуют две программы, — говорит Род. — На флоте используют внешних йглмцев. В армии и ВВС — внутренних.
— И как?
— Более или менее. Йглмский язык очень емкий. Ничего общего с английским или кельтским. Ближайшие родственные языки — йнд, на котором говорит одно племя мадагаскарских пигмеев, и алеутский. Но ведь чем емче, тем лучше, верно?
— Несомненно, — соглашается Уотерхауз. — Меньше избыточность, труднее взломать шифр.
— Проблема в том, что язык этот если не совсем мертвый, то уж точно лежит на смертном одре. Понятно?
Уотерхауз кивает.
— Поэтому каждый слышит немного по-своему. Как сейчас. Они услышали твой внешнейглмский акцент и заподозрили оскорбление. Я-то отлично все понял: во вторник ты был на мясном рынке и слышал, будто Мэри быстро идет на поправку и вскоре совсем станет на ноги.
— Я хотел сказать, что она прекрасно выглядит! — возмущается Уотерхауз.
— А! — говорит Род. — Тогда тебе надо было сказать: «Гкснн бхлдх сйрд м!»
— Но я это и сказал!
— Ты спутал среднегортанный с переднегортанным, — разъясняет Род.
— Только честно, — просит Уотерхауз, — можно ли их различить по трескучей рации?
— Нет, — признается Род. — По рации мы говорим только самое основное: «Двигай туда и захвати этот дот, не то я тебе яйца оторву», и все такое.
Вскоре оркестр заканчивает играть. Народ расходится.
— Послушай, — просит Уотерхауз. — Может, передашь Мэри, что я на самом деле хотел сказать?
— Не нужно, — убежденно говорит Род. — Мэри прекрасно разбирается в людях. Мы, йглмцы, очень сильны в невербальном общении.
Уотерхауз с трудом сдерживает ответ «Немудрено», за который, вероятно, снова схлопотал бы по морде. Род пожимает ему руку и уходит. Уотерхауз, блокированный ботинками, ковыляет вслед.
I.N.R.I.