Криницы

Бородка говорил о роли труда в воспитании человека нового общества. Говорил он просто и интересно. Слушали его внимательно и ученики и преподаватели; даже колхозницы, направлявшиеся с поля домой обедать, остановились у забора, да так и простояли до конца речи.

Секретарь высмеивал тех школьников, которые, окончив «с горем пополам семь классов», записываются в «интеллигенты» и считают ниже своего достоинства работать в колхозе.

Потом он говорил о политехническом обучении, и, хотя, как заметил Лемяшевич, несколько упрощал вопрос, окончательные выводы у него были правильные, ясные.

— Все возможности для политехнизации у вас, в вашей школе, есть: хороший пришкольный участок, а главное — МТС под боком, любые сельскохозяйственные машины… И, наконец, перед вами отличный пример, который показывает, какую пользу может принести освоение машины и добросовестный труд на ней… Пользу и народу, и обществу, и тому, кто за это взялся… Вы знаете, что я имею в виду. Работу на комбайне ученика вашей школы Алексея Костянка… — И Бородка позвал: — Товарищ Костянок!

Еще раз до смерти сконфуженного Алёшу товарищи вытолкнули из задних рядов. Если б он знал, что речь снова будет о нем, он ни за что не остался бы на этом собрании.

— Подойди, пожалуйста, поближе, — пригласил его секретарь.

Алёша несмело подошел.

— Товарищи! Райком и райисполком приняли решение: Алексея Степановича Костянка за его героический труд в МТС, на комбайне, премировать ценными подарками: часами и велосипедом. Разрешите мне вручить ему эти подарки.

Секретарь райкома достал из кармана небольшую коробку и под бурные овации протянул Алеше. Тот неловко зажал ее в правой руке. Бородка, взяв обе его руки, переложил коробочку в левую, а правую крепко пожал. Тут шофер принес разобранный, упакованный в бумагу велосипед.

— Ну, ты — механик, соберешь сам… — сказал Бородка Алеше.

Секретарь, видимо, собирался прибавить еще несколько слов, обращенных ко всем, но школьники сорвались с места, окружили Алёшу, чтобы рассмотреть подарки, ближайшие друзья уже начали распаковывать велосипед, чтоб тут же собрать его и испытать коллективно.

13

Спустя несколько дней на бюро райкома, с некоторым опозданием, утверждали новых директоров школ. По сути, новым был один Лемяшевич, все остальные утверждались в связи с переводом из одной школы в другую. Директорам пришлось долго дожидаться: на заседании, тянувшемся уже часа три, обсуждался главный вопрос повестки — выполнение плана хлебозаготовок. Из кабинета первого секретаря вылетали один за другим красные и взмокшие от пота председатели отстающих колхозов. В приемной каждый из них с облегчением вздыхал, жадно закуривал и с веселой иронией обводил взглядом ожидавших: «Достанется и вам, погодите, придет ваш черед!»

— Да-а… Сам дает сегодня «прикурить»… Гремит! — сказал один председатель с каким-то своеобразным восхищением.

Лемяшевича неприятно задело это «сам».

Он знал, что утверждение — недолгая и по сути формальная процедура, Однако почему-то волновался, как бы в предчувствии неприятностей. Слушая разговоры других директоров, он впервые подумал, что его вмешательство в личные дела Бородки и в самом деле, может быть, мелко и неуместно. Но ведь дело не только в отношениях Бородки с Приход-ченко. Есть много и другого, против чего не может не восставать его совесть коммуниста, в том числе и вот это «сам». Кто дал Бородке такие права, такую власть? Почему он все решает один? Почему его больше боятся, чем уважают?..

Всех остальных директоров (их было четверо) утвердили в течение каких-нибудь десяти минут, и они вышли из кабинета все вместе. Лемяшевич остался один, чувствуя, что волнуется все больше и больше. Бородка встал (до сих пор он сидел), приветливо кивнул ему головой и обратился к членам бюро ровным, безразличным и чуть усталым голосом:

— Товарищи, есть такая думка… Товарищ Лемяшевич молодой, энергичный работник, человек образованный… Хорошо зарекомендовал себя во время ремонта и оборудования школы. Словом, его организаторские способности райком уже оценил… Добавлю: человек принципиальный, настойчивый, коммунист с десятилетним стажем. А мы все знаем положение нашей Липняковской школы… Школа отдалённая, за рекой, растущая десятилетка, в этом году имеет уже девять классов. Школьного здания нет, занимаются в четырех хатах… Но будем строить. А хорошего директора никак не подберем… Туда нужен именно такой руководитель, такой вот энергичный молодой организатор. И потому есть мысль… я согласовал с облоно… перевести товарища Лемяшевича из Криниц в Липняки. Лемяшевич должен принять это как боевое задание райкома. Человек он холостой, семьей не обремененный, вольный казак, как говорится, и никаких объективных причин, — Бородка развел руками, — не вижу…

Лемяшевич, выслушав эту речь, вдруг почувствовал, что от волнения его не осталось и следа, наоборот, стало спокойно и даже весело.