Он сидел за столом, обхватив голову руками, и сосредоточенно рассматривал какой-то не то журнал, не то что-то похожее – глянцевое и блестящее.
Екатерина Илларионовна подошла ближе и увидела, что это сборник комиксов про милицию и бандитов.
Она села напротив.
Он не обратил на нее ни малейшего внимания.
– Ты очень занят? – спросила наконец она, подавляя раздражение.
Мэр медленно поднял голову. Ей стало ясно, что он сейчас где-то далеко.
– Ты где? – пощелкала она пальцами перед его носом.
Он посмотрел на нее и спросил:
– Слушай, а что, преступников и правда всегда ловят?
Екатерина Илларионовна вздохнула:
– Я дела делаю, а ты дурью маешься!
– Какие дела?… – безразлично осведомился он, а затем снова опустил глаза и перелистнул очередную страницу похождений какого-то мента.
Тогда она приподнялась, перевалилась через стол, захлопнула комиксы, отложила их в сторону и очень по-деловому принялась объяснять ему, что Широкова убивать не надо, потому что он согласен отдать «Розовые сны» и так.
Однако, как только она начала говорить, мэр снова уплыл мыслями куда-то вдаль.
– Ты меня слышишь? – безуспешно пробивалась к нему жена. – Слышишь меня или нет?
Он ее не слышал.
Она к нему и так и сяк – никакого эффекта. Не реагирует. Думает о чем-то своем.
Екатерина Илларионовна поняла, что разговаривать с мужем сейчас бесполезно. Она снова вздохнула и решила подождать до вечера. Может, хоть тогда он придет в себя…
– Я пошла! – сказала она.
Вместо ответа муж снова раскрыл комиксы.
Екатерина Илларионовна плюнула и направилась к двери. Вышла в коридор и вдруг столкнулась с запыхавшимся Садчиковым.
– Ты к нему? – спросила она.
– К нему, – ответил Андрей Петрович.
Екатерина Илларионовна схватила его под локоть и горячо зашептала:
– Слушай, тут такое дело…
И она рассказала ему, что убивать Широкова необходимости больше нет, но сама она оказалась бессильна втолковать это мэру, который как пьяный сейчас, честное слово, ни фига не понимает, так, может, хоть ты ему объяснишь, а, Андрюш, объясни, а, тебя-то он послушает, это на меня он внимания не обращает, а тебя послушает, обязательно послушает…
Садчиков кивнул: угу, мол, постараюсь. Он нетерпеливо топтался на месте, ожидая, когда же она его наконец отпустит.
– Ладно, иди… – сказала Екатерина Илларионовна.
И Андрей Петрович сразу же дернулся к кабинету мэра.
– Только не забудь! – напомнила ему Екатерина Илларионовна.
– Угу… – снова буркнул он.
И – забыл.
Потому что когда он зашел к Семенову, то из его головы мгновенно вылетело все, что в ней было, а влетело в нее звенящее предчувствие чего-то ужасного. Вот просто физически влетело через ноздри с первым же вздохом. Андрей Петрович реально ощутил запах этого предчувствия – оно было невероятно затхлым и с примесью мочи. Как будто очутился Андрей Петрович не в кабинете мэра города, а на обжитом бомжами провинциальном вокзале и прямо с порога в нос ему шибанули такие ароматы, которые свалили бы кого угодно. Вот так: шагал, шагал, о чем-то думал, к чему-то готовился, что-то про себя проговаривал, кивал и поцокивал языком в такт мыслям, а тут вдруг – бац!
Но Садчиков был тертым калачом. Он успел сориентироваться и определить, откуда исходит угроза.
Угроза исходила от макушки мэра.
Эта макушка была направлена точно в сторону остановившегося в дверях Андрея Петровича и вызывала ассоциации с головой быка, готовящегося броситься на замешкавшегося тореадора.
Поэтому Андрей Петрович решил не мешкать.
– Зачем вызывал, Вячеслав Витальевич? – спросил он и прошел к креслу, которое недавно покинула Екатерина Илларионовна.
Макушка склонившегося над комиксами поползла вверх, и перед Андреем Петровичем возникло мертвенно-бледное лицо мэра. Какое-то время оно оставалось без движения – ни бровь не шевелилась, ни веко не дрожало, а потом Семенов вдруг как будто очнулся и задергал сразу всем, что имел: и бровями, и губами, и носом, и даже ушами.
– Корнева и Дроздову нашли! – выпалил он.
И рассказал Садчикову, что в ресторане «Между небом и землей» следователь из Москвы Турецкий ведет сейчас с Корневым переговоры и, судя по всему, возьмет этого Корнева как последнего лоха, потому что Корнев против Турецкого и правда последний лох, как и мы с тобой, Андрей Петрович, да-да, как и мы с тобой, и не возражай, пожалуйста, не возражай!
Но Садчиков и не думал возражать. Он слушал Вячеслава Витальевича притаившись, будто зверь в норе, и продолжал оценивать обстановку не зрением и слухом, а исключительно обонянием.
Ему показалось, что теперь в кабинете запахло жареным.
И еще ему показалось, вернее, не показалось, а он ясно увидел, что мэр его боится.
Боится!
Самооуспокаивающая мантра: «Корневу никто не поверит, потому что он белобилетник!» – была враз забыта Вячеславом Витальевичем, и теперь он содрогался от мысли, что Витя сдаст Андрея Петровича, а Андрей Петрович… Тут мэр переводил дух и изо всех сил заставлял себя уверовать в благородство Андрея Петровича, который не потянет за собой на нары и его – Вячеслава Витальевича… и не мог.
Ну как же – не потянет! Потянет! Потянет, гнида…