Криминальная история христианства

Карлхайнц Дешнер Криминальная история христианства

О КНИГЕ

Посвящается особо моему другу Альфреду Шварцу и всем, чью беззаветную помощь я с благодарностью познал после постоянной поддержки родителей.

Вильгельму Адлеру, Проф. д-ру Жансу Адлеру,

Лоре Альберт, Клаусу Антесу,

Эльзе Арнольд, Йозефу Беккеру,

Д-ру Вольфгану Бойтину, Д-ру Отто Биккелю,

Д-ру Дитеру Бирнбахеру, Д-ру Элеоноре Коттье-Бирнбахер,

Курту Бирру, Д-ру Отмару Айнвагу,

Д-ру Карлу Финке, Францу Фишеру,

Кларе Фишер — Фогель, Хенри Гельхаузену,

Д-ру Хельмуту Хойслеру, Проф. д-ру, Норберту Хойстеру,

Проф. д-ру Вальтеру Хофманну,

Д-ру Стефану Кагеру и фрау Лене,

Хансу Кальвераму, Карлу Камински и жене,

Д-ру Хедвигу Катценбергеру, Д-ру Клаусу Катценбергеру,

Хильде и Лотару Кайзер, Проф. д-ру Кристофу Кельманну,

Д-ру Хартмуту Климту, Д-ру Густаву Зеехуберу,

Д-ру Михаэлю Шталь-Баумайстеру,

Проф. д-ру, Вольфгангу Штегмюллеру,

Альмут и Вальтеру Штумпф,

Д-ру Фрицу Кельбе, Д-ру Верндту Умлауфу,

Хельмуту Вайланду, Клаусу Вессели,

Рихарду Вильду, Лотару Виллиусу,

Хансу Коху, Хансу Крейлю,

Ине и Эрнсту Кройдер,

Эдуарду Кюстерсу, Роберту Мехлеру,

Юргену Макку, Фолькеру Макку,

Д-ру Йоргу Магеру, Проф. д-ру X.М.,

Нелли Мойа, Фрицу Мозеру,

Регине Паулюс, Хильдегунде Реле,

М. Ренарду, Херману Руделю,

Д-ру К. Рюгхаймеру и фрау Иоганне,

Хейнцу Руппелю и фрау Ренате,

Марте Сахсе, Хедвигу и Вилли Шааф,

Фридриху Шайбе, Эльзе и Сеппу Шмидт,

Д-ру Вернеру Шмитцу, Норберту Шнайдеру,

Артуру Уэккеру, Д-ру Элизабет Вольфхайм,

Проф. Д-ру Хансу Вольфхайму,

Францу Цитцшпергеру, Д-ру Людвигу Цоллитшу

ВВЕДЕНИЕ КО ВСЕЙ РАБОТЕ

Круг тем, метод, проблема объективности и проблематика всей историографии

«Кто пишет мировую историю не как криминальную историю — ее сообщник» КД.

«Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшее из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений из всякой истины она сделала ложь, из всего честного — душевную низость. Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, — я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества» Фридрих Ницше.

«Во имя господа сжигать, убивать, предавать анафеме — все во имя господа» Георг Кристоф Лихтенберг.

«Войны для историков — как священная, сокрушающая, целительная или неотвратимая гроза, из сферы сверхъестественного они трансформируются в само собой разумеющийся и ясный ход мира. Я ненавижу почтение историков перед чем-то только потому, что оно свершилось, их фальшивые, пагубные мерки, их бессилие, которое перед любой формой силы падает ниц» Элиас Канетти.

Вначале я скажу, чего читатель не должен ожидать.

Как и во всей моей критике христианства, здесь отсутствует многое, что хотя тоже принадлежит его истории, но не к истории преступлений христианства, которая обозначена заголовком. То, что тоже к ней принадлежит, заполняет миллионы сочинений в библиотеках, архивах, книжных лавках, на чердаках пасторских домов, и каждый может их там читать, насколько хватит его жизни, его терпения, его веры.

Нет, меня не прельщает говорить и нечто о человечестве как о «горючей массе» для Христа (Дирингер) или о «теплотворной способности» католицизма (фон Балтазар) — кроме фактов инквизиции. Столь же мало меня влечет славить добросердечие, которое «царило в католических странах до недавнего времени», или «откровение правды с величайшей веселостью характера», даже если католик Рост расположен причислять их к «сущности католицизма».

Я не могу также решиться отмечать «грегорианский хорал», «ландшафты с крестным ходом» или «деревенские церкви в готическом стиле», которые так любил Вальтер Диркс Еще меньше меня манит к тому, чтобы отдавать почести annus ecclesiasticus[1] — например, «Белому Воскресенью», несмотря на наполеоновское изречение, естественно высказанное незадолго перед смертью «Самым прекрасным и счастливым моим днем был день Святого причастия» (с Imprimatur[2]). Или же я должен рассказывать, что четвертый собор в Толедо (633) запретил пение «Аллилуйя» не только в Неделю плача, но и на время поста? Что он постановил, чтобы троичное славословие в конце псалма завершалось словами «Gloria et honor patri»,[3] а не просто «Gloria patri».[4]