Крики в ночи

Мы договорились о встрече на следующий день. В обычном кафе со столиками на улице и тентом от солнца. Люка, семеня, подошел к столику. Рубашка у него выбилась из брюк; большой, неуклюжий мужчина, который говорил, что работает внештатником, как вольный художник, для марсельских газет. Он сказал, что приехал из Марселя, потому что у него есть что мне сказать, и на его лице отчетливо читалось, что он возбужден. Он пожал мне руку и тяжело опустился на один из плетеных стульчиков — тот затрещал под его весом. Люди прогуливались мимо нас; я купил ему пиво „Стелла Артуа“. Кто-то подошел, предлагая билеты благотворительной лотереи. Как некое напоминание о земле, откуда я родом, на площади появился „шевроле“ с нью-йоркскими номерами, за рулем сидел парень в шортах. Он посмотрел в нашу сторону, будто выискивая кого-то, кто понимает его родной язык, затем прошел в ресторан. Шарль Люка залпом выпил пиво и вытер усы.

— Ну, — произнес он на своем приличном английском, — раз уж вы связали историю Сультов с местом, где исчезли ваши дети, я тоже проделал кое-какую домашнюю работу. Проверил судебные отчеты и газетные репортажи. — Он постучал по столу. Им начинал овладевать странный энтузиазм. — Затем я просмотрел материалы военных лет. Я уже говорил вам, месье, что эти годы мы стараемся забыть, но существует официальная история.

Он вынул книгу в мягкой обложке, в которой рассказывалось о заводах Сульта в Марселе и Тулузе, конфискованных после войны, с несколькими упоминаниями о репрессиях в 1944 году. В книге говорилось также, что после ухода немцев были некоторые „волнения“, и семья Сульта заклеймена, как сотрудничавшая с оккупантами. Заводы национализированы в 1946 году.

К этому времени я уже выслушал три несколько отличавшиеся друг от друга версии о том, что происходило тогда: от Эстель, Нинетт и Шарля. Я заказал еще пива.

— У вас больше нет новостей, месье? — поинтересовался он.

— Нет, — буркнул я.

— Итак, послушайте вот это. Пожалуйста. Я попытаюсь перевести…

Он открыл холщовую сумку и достал фотокопии с послевоенных газет. Описание нераскрытых злодеяний, свидетельства о которых обнаруживались в придорожных рвах, где проводились массовые казни, когда отступали немецкие войска. И чудеса героизма, проявленные французами: саботаж и подрыв мостов, чтобы задержать их отступление, и среди них описание нападения на конвой, сопровождавший оборудование, вывозимое с завода в Тулузе. Комплектующие детали и стабилизаторы полета ракет, гироскопы и часовые механизмы не попали в Германию, хотя, как утверждал Марсель Сульт, все было оплачено по контракту.

— Рабочих разозлило такое заявление, — читал Люка, — и они решили выразить свое недовольство. Часть их окружила и взяла под охрану главный сборочный цех, в то время как другая часть „рабочих и родственников“ направилась к загородному дому Сультов.

Это было как раз то событие, о котором рассказывала мать Нинетт, когда рабочие разгромили дом Сульта, убили его и изнасиловали его жену. В газетах были помещены нечеткие фотографии женщин, которых уводили прочь, и еще одна фотография с трупами, лежащими около дороги.

Но какое отношение имеет ко мне вся эта история?

— Подождите минутку, месье.

— Жду.

— Революционная кровь их предшественников, — переводил он далее, — разогретая предвкушением жизни в новой эре, освобождением от цепей, казалось, кипела в их жилах, когда они окружали особняк в лесу. По сигналу люди пошли вперед неудержимым потоком с криками: „Предатели, предатели!“ Месье Сульт пытался задержать их, но они уже чувствовали себя хозяевами положения, и никакая сила на Земле не могла им противостоять. „Справедливости! — кричали они, — расплаты, во имя Франции!" Сам Сульт лежал у подножия лестницы мертвый.

Я посмотрел на Люка через расплывавшуюся перед глазами пелену людей, которые сновали вокруг нас. Отчеты в трех газетах от 1 сентября 1944 года очень походили друг на друга, будто их писал один автор.

Люка покрутил бокал.

— Хотите знать, что случилось потом? — Я кивнул. — Похоже, мадам Сульт с двумя детьми отправилась куда-то в ссылку. Есть сведения, что несколько лет она жила в Шеноне.

— Ага! — Все начинало вставать на свои места. Должно быть, тогда и построили этот дом, и это же объясняет наличие дорогих книг в шкафу в гостиной.

— Слушайте, слушайте дальше! Мадам Сульт еще жива! — встрепенулся Люка.

— Да, мне это известно. Мне рассказала об этом киоскерша в отеле.

Люка казался разочарованным, но продолжал дальше:

— Я также выяснил, где она обитает сейчас. Не хотите ли узнать? Закажите мне еще пива, и я скажу где.

Я подозвал официанта.

Люка ухмыльнулся:

— В местечке под названием Гурдон-сюр-Луп. Километрах в тридцати пяти к северу от Понтобана, в горах. — Он потер руки. — Плохое место.

— Почему?

— Пустынное, безлюдное, унылое.

— Тогда почему же она там живет?

— Может, вы это и выясните?

Но опять мне пришел на ум вопрос: какое это имеет значение? Для меня, по крайней мере?

— Понимаете, старуха покинула Шенон, когда похоронили ее детей.