Крики в ночи

Ле Брев и Элореан. Имена, которые я никогда не забуду: В те времена они служили рядовыми полицейскими. По какой-то причине я почувствовал, как у меня напряглись нервы, и помню, что обнял Эмму. Мы сидели и изучали вырезки, в них рассказывалось о событиях, происходивших на протяжении двух лет. Потертые, аккуратно вырезанные выдержки из провинциальной прессы, которые тот, кто жил здесь до нас, посчитал нужным хранить в религиозной книге в переплете тисненой кожи. Ле Брев и Элореан, двое молодых полицейских, которые отслеживали пожары, упоминались несколько раз. И Ле Брев, добившийся успеха, теперь уже старший инспектор, на хорошем счету, до сих пор служит здесь. Я стал задумываться: что же могло случиться с Элореаном? Его имя не выходило у меня из головы.

Не знаю почему, но я был уверен, что эти отчеты имеют какое-то отношение к дому, иначе зачем хранить их здесь? Сам Ле Брев говорил, что неподалеку отсюда тридцать семь лет назад нашли два тела. И чем больше я думал об этом, тем сильнее укреплялся в своих подозрениях, что страхи и тайны, окружавшие это место, каким-то образом связаны с этими старыми вырезками.

Эмма опять измоталась: возбуждение вызвало у нее головную боль, находка исчерпала ее силы. Я помог ей вернуться в спальню, умоляя прилечь.

— Теперь ты понимаешь, что здесь произошло нечто странное?

— Тогда спроси об этом инспектора, — бросила она.

Она опять смотрела на меня так, будто с трудом доверяла мне. Но я знал, что Ле Брев вряд ли что расскажет, что бы тогда ни случилось. Я все еще оставался подозреваемым номер один. После той прогулки в лес он замкнулся в себе, как улитка, и вряд ли станет приветствовать вопросы относительно его юности. Если так, то еще, возможно, остается Элореан — его имя все время вертелось у меня в голове.

Наступила ночь, и, уложив Эмму, я смог расслабиться. Во дворе стояла полицейская машина, из ее радиоприемника слышалась поп-музыка, которая действовала мне на нервы. Я попросил дежурного жандарма сделать звук потише. Это был молодой и безмятежный человек, он сидел в машине, постукивая пальцами по рулю, будто собираясь дать по газам, как только начнется припев. Я вернулся в дом и по коридору, мимо пустых комнат детей, прошел в гараж.

Он был завален мебелью и всякой всячиной еще с того времени, как мы приехали. Шезлонги, плетеные кресла, газонокосилка, несколько масляных обогревателей, тумба со старинной швейной машинкой „Зингер“ с ножным приводом, а в углу на полке несколько пожелтевших справочников и телефонных книг Аверона. Я взял их с полки и смахнул пыль. Некоторые оказались двадцатилетней давности, кто-то старательно их собирал и хранил. Проверив имена в Понтобане, я нашел двух Ле Бревов и только одного Элореана и записал адреса.

— Я еду ненадолго в Шенон, — предупредил я Эмму.

— Зачем? — Ее голос из соседней спальни прозвучал резко и возбужденно. — Так поздно?

— Позвонить.

— Кому?

— Одному другу.

— Другу? Какому другу?

Я почувствовал, что в ней вновь разыгрывается воображение, но, кроме Эстель, никто помочь мне не мог.

— Репортеру из газеты „Сюд журналь-экспресс“.

— Кому?

— Не важно. Просто репортеру.

Я проехал три километра назад по дороге до перекрестка и позвонил из „Трех апельсинов“.

— Послушайте, — сказал я. — Вы обещали мне помочь.

— Не могу, — ответила Эстель. — У меня нет никакой информации.

— Но зато у меня есть. — Я рассказал ей о вырезках из местной прессы и о двух именах полицейских. — В архивах вашей газеты должно быть больше информации. Эстель, пожалуйста, проверьте это для меня. Элореан все еще может быть здесь, он даже, возможно, работает в полиции. Можете это проверить?

Сначала она напрочь отказывалась ввязываться в это дело, но в конце концов согласилась. Я дал ей адрес Элореана — ферма под названием Сен-Оноре, в нескольких километрах от Понтобана, если, конечно, он все еще жил в этих краях, и спросил, не сможет ли она поехать туда вместе со мной.

— 11 —

В ту ночь возвратилась гроза: еще одна долгая безлунная ночь, когда облака, налетевшие с океана, встретились с пышущим жаром воздухом и затеяли войну в горах. Шторм начался примерно в то же самое время, как и той ночью, и я лежал в постели и наблюдал через щели в жалюзи, как сверкают молнии. Я чувствовал, что Эмма не спит, но, когда я прикоснулся к ней, она застыла.

Я встал и прошел через спальню, приоткрыл наполовину окно. Сетка от мошкары билась о раму. Дежурный жандарм перебрался из машины в гостиную, где спал на раскладушке. Слышно было, как он сопит.