Кричи громче

От Машкиных эмоций сам трясусь. С меня семь потов сходит.

Но отпустить ее не могу.

– Я хочу помочь. Попроси меня! Бл*дь, Маруся, просто попроси меня… – буквально умоляю ее. Голос охрип. Столько всего сам в нем никогда не улавливал. – Я могу. Мы справимся. Пожалуйста, Маруся… Пожалуйста…

– Нет, не справимся! Перестань… Ярик, пожалуйста, прекрати!

– Это ты прекрати бомбить! Маруся… Бл*дь, мы и так исчезающий вид.

– В каком смысле?

То, что между нами… Такое ведь мало где встретишь. Верно?

– Я тебя люблю, – с мясом и кровью из груди вырываю.

Это вам не под влиянием эмоций во время секса ляпнуть. Глаза в глаза, на полном серьезе – совершенно другой уровень.

Раздаю, забирай.

Забираешь?

– Ярик…

– Скажи, что у тебя не так? – сначала, будто по привычке, на понт беру. Потом понимаю, что не вернет она то, что мне нужно. И молочу уже в противовес: – Ш-ш-ш, Маруся. Ш-ш-ш… Ничего не говори сейчас.

Не говори то, что я не способен пережить. Сейчас я не способен. Я ведь тоже израсходован.

Молчим. Долго молчим, с мукой друг другу в глаза всматриваясь.

– Думаешь, после всего, через что мы прошли, я могу не ненавидеть себя? – шелестит святоша позже.

И снова граблями по самым тонким струнам.

Что ж ты за маньячка такая?

– То, что ты сейчас чувствуешь, нереально, Маруся. Это шок. Тебе не за что себя ненавидеть.

– А тебя?

Сердце грудь пробивает.

– Не знаю. Ты мне скажи.

Несколько томительных секунд свирепо вслушиваюсь в каждый произведенный ею вдох и выдох.

– Сейчас я ненавижу себя и тебя, – добивает. Электрическим разрядом через весь костно-мышечный и прямо в душу. Машка отпихивает меня, а я «на измене» ей это позволяю. – Сутки прошли… Мне нужна пауза… Давай постепенно, днем… По паре минут…

– Ты серьезно?

«…ненавижу себя и тебя…»

Почему до такой степени больно? Разве так бывает? Настолько сильно…

Наше общее «вместе» сошлось в одну точку, в которой оно либо закончится, либо жирным маркером дальше пойдет. Пора заканчивать?

– Я спрашиваю, ты серьезно? Не молчи, бл*дь!

Знаю, что не должен орать и давить. Только ничего уже в себе не контролирую.

– Ярик… Уходи, пожалуйста, – упорно бреет глубже. – Сейчас… Сейчас я не хочу тебя видеть.

А я уже ничего не вижу. Не сразу понимаю, что изображение замыливает жгучая влага в глазах. Откуда она там? Будто песка с размаху швырнули. Черт, я не… Мне не свойственна все эта чувствительность блядская! Но что я, мать вашу, должен сделать, если у меня раздробило душу?

«…ненавижу себя и тебя…»

«Я не хочу тебя видеть…»

– Я понял, – чувствую, что подача из груди идет, вибрирует и прочесывает горло, но голос мне не принадлежит. Скрипучий осадок.

Выбросило.

Проморгавшись, смотрю, как Машка еще что-то сказать пытается. Открывает рот, с дрожью двигает губами, но ничего у нее не получается.

Что ты добавишь? Куда уж больше?

В дверь стучат, но мы не реагируем. Папа Тит входит без приглашения, замечаю периферийно. Вероятно, он даже говорит что-то… Не воспринимаю. В чумном трансе едва нахожу силы, чтобы от Маруси взгляд оторвать. Пошатываясь, разворачиваюсь к окну и выбираюсь. Нет, иду не я. Тело на автопилоте несет. Спрыгиваю на землю и двигаюсь в сторону дороги.

Ветер подрывает и утаскивает душу в далекую даль. Со стороны наблюдаю. Похрен.

Глава 50

Мария

Я не думаю о чем-то определенном, когда стою и бесцельно изучаю в отражении зеркала свое застывшее, будто маска, лицо.

По глубокому дну раковины монотонно стучит вода.

Кап, кап, кап, кап…

Запоздало распознав этот звук, всем телом содрогаюсь. Стремительно направляю дрожащую кисть к ручке смесителя, чтобы дожать регулятор до упора.

Все нормально. Тишина.

Но я… не в силах отцепиться от хромированной конструкции, еще какое-то время стою, согнувшись над раковиной.

Дышу учащенно.

Ладно… Ладно… Все хорошо…

Главное, чтобы тошнота не вернулась.

– Маш, ты скоро? – вздрагиваю от стука.

– Иду, пап!

Выпрямляюсь так же дергано. Оглядываю ванную, словно место преступления. Вдруг что-то не положила на место… Все чисто.

Выхожу и сразу же сталкиваюсь с отцом.

– Я во дворе буду. Ты со мной? Или с мамой останешься?

Господи, ведь мне не шесть лет!

Мне давно не нужен постоянный присмотр. Но… Я понимаю, зачем они это делают.

– С мамой, – у меня к ней есть дело.

– Хорошо. Привет передавай.

Как будто он не видел ее две минуты назад… Небось успели и меня обсудить, и прочее.

– Передам.

Он еще что-то говорит. Я отрешенно улыбаюсь и ухожу. Немного устала от их заботы.

– Мам, ты тетю Нику давно видела? – вопрос задаю с порога, иначе не решусь затронуть эту тему.

Прохожу в кухню и напряженно замираю у разделочного стола. Уверенности в ногах нет, поэтому я машинально вцепляюсь пальцами в край крышки.

– Вчера, – роняет мама и замолкает.

Закончив снимать с бульона пену, откладывает шумовку в раковину и только после этого оборачивается.