Вскоре Земиру нашли холодной и неподвижной в ее опочивальне. Оплакивая безвременно погибшую красавицу, принц уехал на свою родину. И только верный Эфедра ежедневно стоял у саркофага усопшей, часами любуясь ею. И только один он знал, что Земира не умерла, а только заснула по его внушению и проснется, когда он ей это прикажет. Но Эфедра никогда не разбудит ее, потому что он знает, что тогда она для него погибнет навсегда.
Шел год за годом, а Эфедра, уже дряхлый старец, по- прежнему часами любовался неизменяющейся красотой Земиры.
Достигнув 90 лет, Эфедра почувствовал приближение смерти и, боясь предстать пред Всевышним с тяжким грехом на душе, так как сознавал, что из эгоизма лишил Земиру жизни, он, стоя в последний раз у саркофага Земиры, простер над нею руки и произнес:
— Слушай и исполни мое веленье — когда пройдет еще 613 лет, ты проснешься, но при первом же поцелуе мужчины — ты умрешь…
Горячее солнце заливало развалины древнего храма.
Груды гранита и мрамора, когда-то бывшие чем-то целым и прекрасным, уныло лежали, окружая что-то похожее на большой каменный ящик.
Палящие лучи достигшего зенита солнца, казалось, пробравшись вглубь ящика, разбудили в нем жизнь… Что-то зашуршало, зашевелилось в нем… Еще минута, и из ящика что-то поднялось…
Озираясь испуганными зелеными глазами, из него вышла женщина.
Клочки тончайшей ткани кое-где прикрывали ее стройное, гибкое тело… Перья дикого павлина и марабу украшали ее длинные черные волосы. Усыпанные изумрудами и рубинами запястья, звеня цепочками, сверкали на солнце… Грудь женщины быстро поднималась и опускалась. Ее бледные щеки по временам заливал яркий румянец…
Выбравшись из развалин, женщина пошла к видневшемуся невдалеке городу. Пораженная, испуганная, она шла, поминутно останавливаясь и озираясь… Она не узнавала окружавшей ее местности. Было еще очень рано, и дорога была пустынна. Неожиданно женщина остановилась… Дрожа всем телом, прислонилась она к дереву, чтобы не упасть… Расширенными от ужаса глазами смотрела она вдаль, где, быстро извиваясь между холмами, сверкая на солнце, ползла гигантская змея…
Вдруг пронзительный крик прорезал тихий утренний воздух, и в ту же минуту земля под ногами женщины заколебалась…
Какой-то грохот, будто отдаленные раскаты грома, все приближался… Опять страшный оглушительный крик, и чудовище, извергая дым и пламя, пронеслось мимо…
Упав на колени, женщина закрыла лицо руками…
Чьи-то голоса вывели ее из оцепенения. Отняв от лица руки, она увидала окружавшую ее толпу людей…
— Она голая, — говорил один.
— И ее волосы украшены перьями диких птиц, — добавил другой, — наверное, она дикарка.
— Вполне возможно, — подтвердил третий, — здесь только что прошел цирковой поезд, с которого она могла свалиться.
—
Окружавшая женщину толпа все увеличивалась, и говор ее был подобен рокоту моря.
Женщина встала с земли и хотела продолжать свой путь, но с ее тела упали последние обрывки истлевшей ткани, и она предстала перед толпой совершенно нагая, подобная изваянию гениального скульптора…
Крик восторга пронесся по толпе…
В эту минуту, продираясь сквозь толпу, к женщине пробирался пожилой человек в очках, с пробковым шлемом на голове и с ранцем за плечами. У его пояса висела лакированная, в виде пенала коробочка, а в руке он держал сачок на длинной палке.
Его быстрые живые глаза, не отрываясь, жадно смотрели на что-то сверкавшее на плече Земиры.
Одним прыжком очутился он возле нее.
— Это… это…
Долгим странным взглядом посмотрела Земира на жука в руке иностранца… Она знала, что в этого жука перешла душа погубившего ее Эфедры, знала, что никакие силы не избавят ее от него, что он вернется к ней, хотя бы его держали за 7 замками…
Между тем, сияющий от радости иностранец, спрятав жука в лакированную коробку, достал из ранца и протянул Земире пригоршню золотых.
— Возьми, дитя, — сказал он, — и да принесет это золото радость твоему сердцу.
Земира взяла золото и, снова опустившись на землю, с любопытством рассматривала хорошенькие блестящие кружочки и с удовольствием прислушивалась к их чистому мелодичному звуку.
Неожиданно толпа, окружавшая Земиру, почтительно расступилась, и из нее вышла монахиня. Подойдя к Земире, она накинула на нее снятый с себя черный плащ.
— Пойдем, дочь моя, — сказала она, и, взяв Земиру за руку, вывела из толпы.