Кричащие часы

Выйдя на улицу, он зорко оглянулся и пошел через дорогу прямо к баням.

Но едва он вступил на бульвар, как на него, молча и грозно, надвинулись все трое. Он тотчас остановился и, едва Васька поднял руку, нанес ему удар под подбородок; в то же мгновение хватил Ваньку в живот и метнулся в сторону, но ему под ноги попался Комар, и они оба упали в жидкую грязь. Комар больно ударился рукой о валявшийся на дороге кирпич и, вскочив на ноги, инстинктивно ухватил его.

Васька с товарищем навалились на Петьку.

— Бей его!

В ту же минуту Васька почувствовал, как в его плечо вонзился нож, и быстро отскочил с криком:

— Режут!

— Он с ножом, мерзавец! — раздался злобный крик Комара. — Так на ж тебе! — и он со всей силы ударил Петьку кирпичом в голову.

Петька, словно на пружине, разом вскочил на ноги и бросился бежать, но, сделав несколько шагов, взметнул руками и тяжело опустился наземь…

Из кабинета раздался пронзительный вопль. Дети в испуге проснулись и заплакали. Няня и Луша бросились в кабинет и, растерянные, остановились на пороге.

Это закричала барыня. В одной сорочке она стояла подле мужа, тело которого бессильно свешивалось через ручку кресла. Она встряхивала его руку и бессмысленно кричала:

— Очнись, очнись, очнись!

— Дети, за доктором! — сказала няня, и Луша опрометью побежала на кухню…

Возвращаясь с кладбища, доктор говорил своему собеседнику:

— Умер, несомненно, надорвавшись. Но что для меня непостижимая тайна — это проломленный череп! До сих пор не могу понять! Самоубийство невозможно… знаете, словно камнем или молотком. Убийство? Нелепо, хотя следствие ведется. Нечаянно? Я осмотрел все утлы стола и, наконец, он умер в кресле… Совершенно непостижимая тайна!..

— Их много, доктор, — сказал ему собеседник, — тайн этих. И в жизни их, пожалуй, больше, чем в смерти.

Георгий Северцев-Полилов ДРАГОЦЕННЫЙ ПЕРЕПЛЕТ

Илл. В. Сварога

I

Ласковая душистая весна прилетела как-то сразу… Некоторые находят, что приход весны на севере, где она появляется не сразу, постепенно, гораздо поэтичнее, интереснее.

Сперва начинают таять снега под теплым дуновением южного ветра; ему помогают дожди, отчасти солнце, далеко еще не такое горячее, как летом и только к полудню немного прогревающее простывшую землю.

За исчезнувшими снегами мало-помалу обсыхает земля и только тогда появляется на ней первая растительность, — зеленовато-желтая травка. На деревьях робко распускаются почки, нерешительно выглядывает бледно-зеленый лепесток, точно опасаясь, что холод вернется и уничтожит его…

Нет, я больше люблю южную грубую весну!

Еще накануне, за несколько часов холодный северный ветер леденит все живущее, бродят угрюмые свинцовые облака по небу и вдруг через несколько часов картина сразу изменяется.

Откуда-то прорвался яркий солнечный луч, облил своим расплавленным золотом всю природу, исчез северный ветер, пронеслись мрачные тучи, с моря повеяло теплом, — сразу все проснулось, ожило, смеющаяся весна буйно ворвалась во все окна, двери; она принесла с собой веселье, смех, благоухание и мягкую ласку.

Вот в такой весенний день, скорее вечер, потому что хотя солнце стояло еще на горизонте, но уже близилось к закату, я сидел в компании нескольких добрых приятелей на веранде одной дачи около Симеиза в Крыму. Дача принадлежала Василию Лазаревичу Гуторину. Человек он был богатый, очень образованный, нигде не служивший и не занимавшийся никаким особенным делом.

У него была одна страсть — астрономия. Изучению неба он посвящал весь свой досуг, а последнего было у него немало. Средства позволили ему построить небольшую обсерваторию туг же, при даче; она была хорошо оборудована дорогими и очень точными инструментами.

Василий Лазаревич круглый год жил здесь, на берегу Черного моря. Он был холост, уже средних лет. Место хозяйки занимала его единственная сестра, Агния Лазаревна. Брат и сестра жили очень дружно, хотя замкнутый брат никогда не открывал ей своей души. Почти пятнадцать лет он прожил за границей, бывал везде, по всему свету, где только он мог бы производить наблюдения над звездами.

В Северной Америке знаменитая обсерватория в Скалистых горах помогла ему сделать некоторые очень важные открытия в астрономии. Жил он подолгу у профессора М. Пальмиери[18], около Везувия, находился в приятельских отношениях с Камиллом Фламмарионом[19], среди гринвичских астрономов его знания ценились очень высоко.

Но как протекала все эти пятнадцать лет его личная жизнь, никому не было известно…

Совершенно неожиданно несколько лет тому назад он возвратился в Россию, подыскал себе место в Крыму, выстроил на нем прекрасный дом с обсерваторией и пригласил к себе жить сестру, которая до сих пор проживала у замужней тетки.

Агния Лазаревна, тоже уж девушка не первой молодости, охотно согласилась на предложение брата и переехала к нему.