Крестовый отец

Клещ рухнул хлебалом вниз, но выставил-таки ладони, смягчая падение. Сергей не дал ему ни подняться, ни перевернуться. Навалился сверху, опутал рукой горло. Все, чем наградила матушка-природа Серегу Шрамова и что он приумножил за годы, вложил в этот захват. Клещ извивался червем, катался по полу, пытался отцепить руку. Какое-то родео, твою мать! Но когда ж этот ублюдок сдохнет!

Сергей еще долго не отпускал шею громилы, затихшего после агонических изгибов позвоночника и молотьбы руками по полу. Сергей долго не верил, что все закончилось. Но закончилось.

В сучьей хате уж не наблюдалось былого порядка. Везде разбросаны вещи и люди. Да нет, какие там люди… Суки.

Шрам пошел к столу, забрал с фанерной полки водочную бутыль. Опустившись на пол возле хрипящего и заливающегося кровью «Медного всадника», чье погоняло и имечко по паспорту теперь, поди, и не узнаешь никогда, Шрам откупорил бутылку с этикеткой «Тигоды». Той самой, что предназначалась ему, Шрамову.

– На, попей. – Сжал челюсть суки пальцами и вставил в приоткрывшийся рот бутылочное горлышко.

Влив граммов сто, Сергей закрутил пробку. Сука открыл глаза, вроде попытался что-то прошептать, но изо рта хлынула белая пена, лицо скрючила судорога. Дернулись, как ток пустили, руки и ноги – и все.

– Вот как оно действует, – вырвалось из Шрама.

Покачиваясь («бляха-муха, словно марафон пробежал»), Сергей направился к последнему живому обитателю сучьей хаты. По пути в складках скатерти отрыл сигареты и зажигалку.

Подтащив чувака по кликухе Чубайс к шконке, прислонив к ней, Сергей связал ему руки бывшей своей веревкой. Пристроился возле и закурил.

Пока курил, Чубайс очухался.

– Знаешь такой стишок? – сказал ему Сергей вместо приветствия. – Я и сам не помню, где и от кого услыхал. Оцени:

Дети в лесу повстречали Чубайса
И – врассыпную под крик «Разбегайся!».
Но поскользнулся один на сопле.
Долго над этим смеялись в Кремле.

Ложный Чубайс нервно и заискивающе хихикнул.

– Давай, чеши языком, трави басни, вываливай до кучи все, чего знаешь. – Выпить Сергею хотелось до слюны по подбородку. Но «Тигоду» нельзя, доктора не велят. И другие марки, которые могут стоять – почему нет? – в холодильнике, тоже нельзя. Ведь и о завтрашнем дне подумать надо.

– О чем? – Голос самого рыжего и молодого заметно утончился против прежнего, каким раньше он отмачивал шутки и спрашивал «тащить ли вторую бутыль».

– О жизни вашей сучьей. Кто задачи ставит, с кем дело имели и прочее.

– Вы меня не убьете? – И всхлипнул.

И на «вы» обращаться начал, что, конечно, трогает душу подлинного интеллигента Сереги.

– Если заслужишь интересными историями, может, и не убью, – в общем-то, приукрасил реальность Шрам. Приговор Чубайсу был уже подписан, а мораторий на смертную казнь в сучьей хате Сергей вводить не собирался. Придется и рыжему испить напитка «Тигода-плюс».

«Ну все, мудозвоны, – Шрам почувствовал, как со дна души мутным илом поднимается злоба, злоба не сиюминутная, а основательная, – довели! Хорэ гадать, убьют не убьют, как меня замочат, кто, где и чем. Потому что тогда точняком замочат. И не сявка я, чтоб ждать и дрожать. Надо разворошить этот гадюшник. Добраться до падлы, которая заправляет этим беспределом. А „угловые» отцы теперь, после Клима, по-любому выходят вне закона. Ссучились по самую крышку, на разборе моя правда будет. Конечно, дожить еще надо до разбора…»

Ну это на завтра. А на сегодня хватило уж маеты. Выслушать этого, а потом – в люлю. Сегодняшней ночью можно себе позволить и поспать. В камере не останется посторонних. А дверной лязг он услышит. Обязательно услышит…

Глава четвертая НЕСОЗНАНКА

Я пишу тебе, голубоглазая.
Может быть, последнее письмо.
Никому о нем ты не рассказывай –
Для тебя написано оно.

Суд идет, и наш процесс кончается,
И судья выносит приговор,
Но чему-то глупо улыбается
Старый ярославский прокурор.

И защита тоже улыбается,
Даже улыбается конвой.
Слышу: приговор наш отменяется,
Заменяют мне расстрел тюрьмой.

1

– Значит, ничего не слышали?

– Да, сплю как убитый, хоть из пушки над ухом пали. Вы ж, наверное, в курсах про такие случаи?

– Доводилось, голубчик. Про что я только не слышал, с чем только не сталкивался… – Из небольшой горки разноцветных пилюль доктор брал по таблетке, пристально разглядывал каждую и отправлял в одну из пяти одноцветных кучек поменьше. – Вот только перед вами один комедиант под Басаева шизу косил, бедлам устроил, банки с таблетками переколошматил. Эх, в старые добрые годы косили под Гагарина, на худой конец, под Наполеона. А теперь сплошь пошли террористы: Хаттабы, Че Гевары, Жириновские…