Крестовый отец

— Это ты смотрящий?! — не выдержал наконец молдованин. Наконец — потому что примечал Сергей, как тот закипает, как приходит в движение всем телом. — Кто назначил?

Можно и не отвечать, но Сергей ответил. Не молдованину, а тем, кто слушал разговор.

— Закон. Потому как кроме меня воров тут нет. Шелупонь одна выдрючивающаяся. Вроде тебя.

— А ты платил за это право?! — напряг в голосе молдованина, приближающийся к поросячьему визгу, будил людей в хате. — А я платил.

— Чем? — проявил Сергей совершенно искренний интерес.

— Монетой! Заработанной монетой, — человечек с кликухой Гайдук даже начал заикаться от еле сдерживаемой ненависти. — Это тебе не зона, ты вначале в порядки въедь. Или меняй хату и там заправляй. Ты не на зоне! Усвой! — человечек с погонялом Гайдук вытер потеющую ладонь здоровой руки о штаны. И предложил, видимо, вспомнив в сей пиковый момент о сломанном пальце. — Давай, ты сперва разберись тут во всем, а потом договорим.

— Короче, молдованин, — Сергею были все услышанные слова фиолетовы. — Базар закончен. Засыхай и забирайся на свое место. Или будешь с Губой парашу облизывать.

Молдованин дошел. В нем не выдержала пробка, и, как гной из лопнувшего чирея, зачвыркали тухлые кваки:

— Сука долбаная! Ты — никто! Козел! Ты здесь подохнешь, загасим! — дрожали его цапки и дергалась харя. — Люди! Он вас на понт берет, этот мудак! Рви его!

Сергей отлепил себя от перекладин шконки и шагнул в проход. А вдруг непонятка затеяна, чтоб кто-то третий под шумок шило в почку ткнул? Молдованин давил пяткой на полу пластмассовую кружку — изломанный, зазубренный край будет его оружием. Боксер куклился на койке и не встревал. И с коек никто не спрыгивал и влезать в месилово не собирался. А на хрена кому-то надо?

Снова привычная тоска засочилась по жилам и артериям Сергея. Опять предстояло сворачивать чужие скулы и коцать коленные чашечки. Не он выбрал эту дорогу, она его выбрала несколько сентябрей назад, и теперь не свернуть до конца.

И тут рывком распахнулась дверь, проем заполнили силуэты.

Понятно, Сергей уже не шел к молдованину, не успевает. Но успевает сказать:

— Эй, молдованин! С простака этого за тебя спрос не снимается. Гляди, если сбеспредельничаешь…

Камера загрохотала разозленными голосами:

— Лицом к стене! Лечь на пол! На пол, суки!

Сергей вышел в проход, сладко зевая, невинный, как ребенок. К нему продирались надзиратели, очищая дорогу резиновым дубьем.

— К тебе, паскуда, не относится?! На пол!

Сергей продолжал сонливо хлопать челюстью.

— Этого на выход! — Догнал вертухаев от двери приказ.

— На выход! — продублировал команду старшего остановившийся перед Шрамом красномордый и щекастый вертухай с блеклыми, не-пойми-зачем отрощенными усами. Ткнул Сергея дубиной в живот. — На выход! Будет тебе сейчас веселье.

А вот с весельем как раз накладочка. Эх, каким веселым пацаном был Серега всего год назад, как безбашенно бросался в бой, как лихо разводил путавшихся быков! Куда теперь запропала эта веселость? Теперь остались только ваши благородия скука и тоска…

Глава вторая. Перевоспитание

Владимирский централ, ветер северный.

Хотя я банковал, жизнь разменяна.

Но не очко обычно губит,

А к одинадцати туз.

1

За окном не лупила по чужим и своим артиллерия, не утюжили дороги бронетранспортеры, не переползали на новую позицию снайперы. А курил он все-таки в кулак, закрывая пальцами предательский огонь сигареты. Сила привычки.

Огонь начал пожирать фильтр, и Олег затушил сигарету. В пепельнице уже сохли четыре окурка: два от «Кэмела» («ну, эти знамо чьи, хозяина кабинета, легко опознаваемы по марке и силе, с которой их мочалили о дно»), а два от «Союз-Аполлона». «Интересно, — подумал Олег, — интересно. Не вытряхнули вчерашние? Исключается. Значит, с утра уже кто-то побывал в кабинете. И просидел долго, аж по две сигареты оттабачили».

Олег прикрыл форточку и с пепельницей в руках вернулся к столу начальника Последний сворачивал телефонный разговор, произносил завершающие:

— Ну, договорились, да, обязательно сразу же дам знать, и тебе всего…

Аппарат тренькнул, принимая трубку на рычаги. Аппарат невзрачный, позорного лилового цвета, махрово советский, какие раздавали учреждениям годах в семидесятых. Рядом, правда, стоит телефон посовременней, но общего впечатления он не выравнивает. Вся обстановка кабинета выдержана в духе казенного аскетизма. Рассчитана на проверяющих, дескать, сами видите, живем советским наследством, перебиваемся как можем, надо бы в инстанциях поднять вопросик об увеличении финансирования.

— Ну, Олег Федорович, — начальник второго после «Крестов» следственного изолятора города откинулся на дерматиновую спинку стула. — Начнем трудовой день?

— Начнем, Игорь Борисович, — не стал возражать заместитель по воспитательной части, или, как именовалась его должность раньше, замполит.