Крестовый отец

Я знаю, как он умирал. Батоно Тенгиз встретил обкуренную и ошалевшую от грабежей толпу в большой комнате с окнами на горы и на реку. Он сидел за столом, на котором был лишь кувшин и стакан. Батоно Тенгиз пил свое терпкое красное вино, которым когда-то угощал и меня.

К нему ворвались жители нашего с ним поселка, вооруженные автоматами, обрезами, охотничьими ружьями, пистолетами и кинжалами. Абхазы хотели запугать его и заставить „убраться в свою Грузию“. После того, как поселок залили слезы грузинских женщин, с абхазами Тенгизу говорить уже было не о чем.

Батоно Тенгиз отодвинулся от стола, положил руки на пояс, украшенный серебряными дедовскими рублями и увешанный ножнами. Поднялся.

Вылетели вперед две его руки — и два метательных ножа проткнули две абхазские шеи. Упали на пол автоматы. Потом Батоно Тенгиз закружил свой танец, когда невозможно понять где рука, где клинок, откуда, снизу или сверху, воткнется или рассечет тебя сталь. Суматошная стрельба разбрасывала пули впустую, абхазы лишь мешали друг другу и валились, обхватив рукояти ножей, торчащие из тел. А кисти батоно Тенгиза ныряли к следующим ножнам.

Он снова вернулся за стол допивать вино, когда двое оставшихся в живых удрали из дома, побросав оружие.

Следующие входить не решились. Они забросали дом гранатами. Разлитый по остальным комнатам дома бензин за считанные минуты лишил абхазов поживы. Надеюсь, батоно Тенгиз вспомнил обо мне, когда уходил. Ведь я один из немногих, кого он признал своим учеником».

…Шрам врубался, что из лазарета слух мгновенно разлетится по «угловским» хатам. Сейчас это ему и нужно — прославиться реально добрыми делами. Пусть гуляет по крытке байка о человечном воре Шраме, обрастая по пути мясом и жиром все более фартовых подробностей.

— Я — Шрам, — сказал Сергей. — Люди должны жить по-людски. Правильно, братва?

Прописанная в лазарете братва смотрела на Шрама, как на братана, у которого под днищем джипа в складчину прикручена динамитная шашка, а он никак в машину не сядет. Зажигание не включит, отвлекается на порожняковые речи.

Боксер откинул коробочные лепестки, взял сверху и робко подал Шраму пухлый полиэтиленовый пакет. Нагнулся за следующим. Доктор, поигрывая стетоскопом, наблюдал, как заключенный Шрамов вкладывает в протягиваемые руки подарки. Их начинка была, разумеется, согласована с администрацией, поэтому дубак не дергался, а равнодушно наблюдал от двери за раздачей.

Первый счастливчик — уголок с бинтом на шее вытряхнул на одеяло содержимое врученного пакета. На синее сукно высыпались чай, мыло, сигареты, сахар, печенье, конфеты без фантиков, две книги серии «Красный детектив».

— Ништяк. Загужуем в натуре…

«Теперь у меня есть два брата, Рембо и Рокки. Но родных братьев у меня никогда не было. Братьев мне подарил батоно Тенгиз. Но до этого пять лет он учил меня.

Батоно Тенгиз брал в ученики не всех. Он ценил свое знание, их семейное знание, потерявшее в столетиях свой исток.

Размахивать ножом может каждый. Приемам можно научиться быстро. Понимать нож, чувствовать его, сливаться с ним в одно поражающее целое, — на это уходят годы. Пока у воина есть нож, воин не проиграл, кто бы против него не стоял — к этому надо прийти.

Батоно Тенгиз брал в ученики не всех, а за то время, что я его знал, своими руками сделал ножи только для меня и Омари.

Изготовить нож воина — искусство и наука. Надо дождаться, пока кисть мальчика станет кистью мужа, чтобы пробыть неизменной до окончания пути воина. Рукоять делается именно под конкретную, единственную и неповторимую кисть, чтобы лежалось ей в ладони так же удобно, как младенцу в утробе матери. При выборе материала для рукояти, ее формы и рельефа ее поверхности следует учитывать даже потливость ладоней.

Требуется познать натуру человека, особенности его тела и двигательных рефлексов — от этого зависят предпочтения в бою, а от предпочтений в бою — длина, ширина и толщина клинка, форма лезвия, выбор гарды, балансировка ножа.

И еще нужно сделать нож, на который смотрелось бы, который хотелось бы обнять ладонью, который радовал бы тебя, как хорошая песня.

Батоно Тенгиз выковал мне нож для левой руки и нож для правой. Нож воина — его брат. Брат не может без имени. Имена моих братьев — Рембо и Рокки»…

… — Не скажешь, что они пришли в восторг от ваших даров.

Шрам остановился, чтобы ответить на замечание доктора.

— Не та публика, доктор, что станет слюнявиться, пришептывая: «Ах, спасибо, брателло, вовек не забуду твое монпансье». Дают — бери. Так и надо.

— Не надо, — гнул свое лепила. — Если бы не ваше лекарственное спонсорство, если бы питание у больных было подобающее, я бы, честно вам признаюсь, не разрешил бы эту… хм, раздачу слонов. Знаете почему?

Боксер и Китай опустили коробки на линолеум коридора, в котором происходил разговор.

— Нет.