Улугбек потерял сознание всего на несколько минут, но, когда его глаза снова обрели способность видеть окружающий мир, он почувствовал себя так, будто недавно родился. Ноги и руки ученого были туго связаны толстыми волосяными веревками, а рот закрывал кляп. В довершение всего, на голову придворному сказителю надели пыльный мешок, в котором дышать было практически невозможно. Археолог не видел, где находится, но чувствовал, что его довольно грубо волокут по лестницам и переходам, слабо беспокоясь о том, что во время транспортировки голова и копчик пленника больно бьются о выступы и углы.
Ученый попробовал привлечь внимание мычанием, но добился только чувствительного пинка. В груди все горело от чудовищною удара дубинкой.
До окончания своего вынужденного путешествия Сомохов старался не подавать признаков жизни. Через десять минут, за которые он успел насчитать минимум пять лестниц, задержанного доволокли до конечного пункта. Тело ныло, в ушах стоял гул от постоянных ударов о ступеньки. Ученого кинули в угол.
Тут же археолог почувствовал, как кто-то начал надевать на его ноги кандалы и заковывать руки в наручники. Невидимые враги споро переворачивали недвижимое тело, снимая волосяные веревки и заменяя их железными обручьями. Время от времени, чтобы пленник не расслаблялся, на спину обрушивался пинок или короткий удар. На счастье, палач или его подручный не отличался телосложением от типичных местных жителей, и удары носили скорее профилактический характер.
После того как «полочанина» растянули на цепях у стены, с головы его сняли мешок.
По запаху и сырости Сомохов уже догадался, что находится в подземелье. Теперь он мог в этом удостовериться.
Квадратный зал с низкими потолками, затянутыми разводами от воды и плесени. Темные углы, до которых не доходил свет от единственной лучины у входа. Две расплывшиеся личности с маленькими поросячьими глазками и мясницкими фартуками и знакомая фигура придворного лекаря за их спинами. У стеллажа, украшавшего собой всю стену, стоял маленький суховатый старичок с бодрыми горящими глазками. Короткая седая борода была ровно подстрижена, длинные руки незнакомца заканчивались тонкими сильными пальцами, которые впору было увидеть у музыканта.
Незнакомец представился:
– Иоганн Пыгнар. Главный дознаватель его императорского величества.
После представления дознаватель улыбнулся.
Сомохов попробовал хорохориться:
– По какому праву? Да что вы себе позволяете? Я государю буду жаловаться!
Дознаватель улыбнулся широкой добродушной улыбкой старика, которому приходится выслушивать реплики несмышленыша:
– Жаловаться вам, герр Сомохх, можно будет лично Господу Богу нашему, да и то, ежели Он удосужится вас выслушать.
Улугбек Карлович присмирел.
– Это ошибка какая-то. Я к отравлению киевлянина непричастен, – промямлил смутившийся археолог.
Дознаватель напрягся и кивнул головой. Одно из свиных рыл метнулось к небольшому столику в углу и зашуршало, готовя перья и чернила.
– Думал я подождать до прихода отца Анвульфия, но коль вы сами начали говорить… – Пыгнар сделал театральную паузу. – Пиши, Брого. Дознаваемый при задержании начал открещиваться от отравления Кондратия, сына Будимира, сотника и советника императрицы Адельгейды. Хотя никто ему не сообщал о смерти последнего и тем более о его отравлении.
Дознаватель сделал небольшую паузу, наблюдая, как лицо археолога теряет цвет, превращаясь в безликую белую маску.
– Что говорит о его знании об отравлении сотника Кондратия и несомненной сопричастности к этому.
Брого, старательно сопя, выводил скрипучим пером на пергаменте произнесенную фразу.
– Посему считаю необходимым применить к испытуемому форму допроса с пристрастием, дабы уличить его в расхождениях в словах и поступках и избавить зерно истины от сора злословия, – вычурно добавил Пыгнар, поворачиваясь к заерзавшему археологу. – Вы, северяне, говорят, очень крепкие мужи, к боли практически равнодушные.
Он прошелся вдоль стеллажа, походя перебирая развешанные на нем щипцы, колотушки, иглы и плоскогубцы.
– Любопытно будет посмотреть.
В дверь влетел запыхавшийся молодой монах.
– А вот и отец Анвульфий, любезнейший.
Улугбека от тона передернуло. Он проклял себя за длинный язык и решил молчать до тех пор, пока сможет выдержать.
Видимо, это желание нашло отражение на его лице, потому что Иоганн радостно осклабился и удовлетворенно кивнул:
– Это всегда приятно мастеру, когда ему приходится выкладываться и творить что-то неординарное ради достижения своей цели. Я вижу, вы готовы предоставить мне такую возможность.
Он кивнул одному из подручных:
– Начнем, пожалуй, с вот этой вот презабавной штучки.
…Через минуту из казематов донесся первый нечеловеческий вой. Главный дознаватель его императорского величества знал толк в своем деле.
Трое беглецов споро прошли через Магдебург – из района, где селились богатые купцы и придворные, до трущоб бедноты, где по ночам ошивались шваль и бандиты. По дороге Костя приобрел местную одежду. Хобургские наряды кидались в глаза, что вкупе с высоким ростом делало их слишком заметными.