Крестоносцы 1410

– Ваше преподобие, это на святую мессу за успех оружия комтура с Тукола!

– Бог вознаградит! – тихо ответил ксендз. – Буду молиться!

– Откуда вы идёте? Издалека?

Ксендз немного колебался.

– Да. Издалека, издалека – из Силезии иду.

– А куда?

– К чудесному образу пресвятой Марии Мальборгской, – и указал рукой к костёлу, на стене которого сиял тот огромный образ св. Марии при часовне Святой Анны.

Комтур посмотрел на него, ничего не сказал, повернулся и пошёл по внутренней галерее к великому магистру.

Старец, подержав в ладони деньги, не спеша их спрятал, а вернее, сунул небрежно в торбу; затем, так как больная нога больше мучила его, ещё тяжелее опираясь на посох, потащился к нижнему замку, где были госпиталь и трактир для путников. Тут уже дальше были более пустые дворы, но и здесь крутилась челядь, ведь в большой трапезной намечался ужин, а гостей было достаточно, которых великий магистр у своего стола тоже принимал достойней. Поэтому катили бочонки с мёдом и гданьским чёрным пивом, зелёные бутыли с вином, другие обеими руками несли оловянные миски, которые едва могли сдвинуть двое. И слуги смеялись над запретным плодом, так как сами вынуждены были обходиться тончайшим стаканом. Старичок медленно проскользнул вниз к инфирмерии, чтобы показаться госпиталиту и просить его о ночлеге – но и сюда доступ был нелёгким. Прислужники стояли у дверей, через которых должны были докладывать об аудиенции; они спрашивали имена прибывших, несли их к госпиталиту и приносили ответ. Двое там, опираясь о раму, зевали, когда священник приблизился и поклонился.

– Я ксендз, – сказал он, – паломник с земли силезской к Пани Марии, благочестивый, старый, раненый, о ночлеге прошу.

Один из широкоплечих кнехтов присмотрелся к старику и молча неохотно вышел. Послышался двойной стук и после этого – тишина. Через минуту вышел служитель и рукой указал ксендзу следовать за ним. После нескольких ступеней, на каждой с больной ногой отдыхая, дотащился старик до сводчатого коридора и через углубление в стене был впущен через дверь в небольшую комнатушку, а из неё в обширную, чистую, сводчатую комнату, в которой на удобном кресле с подлокотниками, с подушками и подставкой для ног, сидел немолодой, очень тучный мужчина с раздутым и красным лицом.

Недавно он, может, дремал, потому что и сейчас ещё имел полусонный вид, а скрещенные руки держал удобно перед собой.

Ксендз с порога поклонился.

– Откуда? Кто? Как? Зачем? – обратился, словно не думая, сидящий в белой одежде госпиталит.

– Ксендз, пилигрим, силезиц, к чудесному Мальборгскому образу; прошу о гостеприимстве.

Госпиталит одной рукой почесал голову.

– В самое время, потому что подадут ужин, мы вас просим. Никому, во имя Марии и святого Иоанна просящему, не отказывается в отдыхе.

Затем он взглянул на пол, на котором стоял гость. Место, где он стоял, обозначилось тёмным пятном; нога стояла в лужице крови, текущей из неё.

– А это что такое? – вскричал удивлённый госпиталит.

– Случайность! Пусть будет во славу Божию, что страдаю и что позволил хоть капельке крови пролиться.

– Что же с тобой случилось, отец? – спросил госпиталит, очевидно, обеспокоенный кровью, а может, больше пятном на чистом ковре.

– Моя вина… Поспешил я в ворота, когда ехали рыцари. Лошади их привыкли топтать неприятеля, так и своим от них достаться может.

– Иди же, отец, иди, сначала в госпитале тебе ногу осмотрят и перевяжут.

Он хлопнул в ладоши, вошёл полный слуга, тяжело ступая.

– Проводи отца до госпиталь, пусть ему перевяжут ногу, посадят ужинать и назначат ночлег…

Низко поклонившись госпиталиту, пошёл священник молча за проводником. Недалеко находились двери больницы, в которых можно было видеть нескольких стоявших братьев. Им и передал его посланный.

Даже не поздоровавшись, показали ему двери в помещение. Один из служащих, которому тот дал приказ, приблизился к сидевшему на скамье пилигриму. Он молча наклонился к ноге, а когда её уже собирался взять в руки, взглянул старику в глаза и тихо воскликнул.

Старец приложил палец к устам. Он осмотрелся и сделал знак, чтобы молчал.

Держа в дрожащих руках ногу старца, коленопреклонённый, с уставленными на него глазими, брат-лазарит казался изумлённым. Ксендз улыбался ему добро и мягко.

Кровь между тем текла на пол. Когда он увидел её, только живо взялся за развязывание обуви старика. Простую кожаную обувь, завязанную верёвками, легко было снять, трепьё, в которое была обёрнута стопа, было всё окрашено кровью.

Вопросительный взгляд обратил брат, увидевший распухшие пальцы, из которых конская подкова добыла кровь.

– Лошадь наступила, ибо Господь Бог так захотел, лишь бы терпел. Приложите, о брат, воды, перекрестите рану, и ничего не будет.

– Отец мой, вы здесь? Пешком? Я ведь глазам не верю…

– Путником иду, дав обет, к Марии Мальборгской; что удивительного!

– Один?

– С Богом!.. С ангел ом-хранителем…

– В вашем возрасте?

– Безопаснее всего; бедного старца разве что конь зацепит, а люди ему плохого не сделают, обойдут…