Крестоносцы

— Да советская, краснозвездная. Говорят, они сами не свои до шапок этих, тупицы, да и вообще до всего советского охочие. Вроде они значки октябрят с портретом Ленина и зимние солдатские шапки, даже если их моль съела, берут влет. Можно на боевые ножи «Кабар» или на очки солнцезащитные поменять, а нож этот или очки толкнуть потом дома за сто баксов. Ты менял у нее что-нибудь? У меня, кроме шапки, значки тоже есть. Так и скажи ей. — Островский горячо облизнул губы. — Неплохо бы на рюкзак амерский тактический махнуться. Его дома за всю тысячу баксов можно спихнуть.

Джин заметила, что, пока Островский говорил, лицо Михальчука все больше напрягалось. Скулы нервно заходили. Видно, внутри у него явно все кипело от злости. Не выдержав, Саня схватил замполита за воротник.

— Ты оборзел?! — Он в бешенстве притянул Островского к себе. — Тактический рюкзак хочешь за значок, падла? «Хаммер» или танк «Абрамс» ты за значок не хочешь? У нее мать вообще-то русская княгиня, переводчицей в войну у генерала Шумилова работала. Она твоих Лениных насмотрелась дальше некуда, и сбежала от них в Америку, а ты тут к ней с ними опять пристаешь. Шапку такую сама поносила. Уверен, с ужасом вспоминает по сей день. Вали, пока не дал в лоб. Я серьезно говорю.

— Так она наша? — На лице Островского отразилось разочарование. — Так сразу бы и говорил. Чего я время зря трачу. Ты руки не распускай, не распускай! На губу живо пойдешь у меня, — пригрозил он. — Под арест!

— Не ты тут главный по арестам, запомни, — рявкнул на него Михальчук, — и по губе не ты, а амер. Это тебе не дома в Балашихе над людьми измываться. Я в городе нужен, понял? Ты вообще нигде не нужен. Вот и вали отсюда, — и дальше, оттолкнув замполита, Саня добавил крепкого русского мата.

— Да пошел ты! Совсем офонарел? — Махнув на него рукой, Островский поспешно удалился.

— Достал, черт. — Михальчук повернулся к Джин, смахнув ладонью испарину со лба. — Будут все совать свои ржавые бляхи со звездой и шапки, молью проеденные.

Джин сидела на БТРе, спокойно наблюдая за происходящим.

— Вот я смотрю, никто этим не занимается — ни поляки, ни чехи, ни англичане. Только наши. Когда мы научимся себя уважать? — Он пожал плечами. — Ладно, там, дома, — тащи все, что плохо лежит. Деньги — копейки платят, так что украл, то все твое, в одном дерьме. Ты у них украл, они у тебя украли. Все довольны. Здесь-то приехал на настоящее дело, тебя одели, обули по-человечески, когда у нас такая обувь была, — он показал на ботинки, — сколько отходил, а ноги и не болят даже. Никогда в жизни! Кормят до отвала, денег аж тысяча баксов. Целое состояние! Работай в удовольствие, не позорься перед другими. Нет, глаза горят, давай меняться! Как будто не понимают всю похабность своего положения. Как мелюзга арабская бегает за нашими машинами. Mister, give me pepsy, give me cola! Клянчат… Коновалов, так? — Он повернулся к своим.

— Ладно, Саня, успокойся. — Тот поморщился. — Ты же знаешь и Островского, и Хмелева. Команду дать — их нет, вести бой — обосрутся в кустах, зато как чего стырить и толкнуть — они первые. Совдепия, одним словом. Разве так только в армии? У меня вот сын больной, — он повернулся к Джин, — инвалид от рождения. В Киеве сразу отрубили. Сказали, помочь не можем, мест нет. На пять лет вперед мест нет. Представляешь? Все квоты по своим блатным распределили или за взятки. В Москву поезжайте. Маринка, жена моя, ночей не спит, плачет. В Москву бросились, но на хрен мы там никому не нужны. Тоже все места проданы давно. Чтобы в очередь встать, такую сумму запросили… У меня глаза на лоб вылезли. Мы в жизни таких денег не видали. Говорят, все бесплатно, государство обеспечивает и на Украине, и в Москве. Как врали беспощадно, так и врут по сей день. Как раньше все было по партийной линии, так теперь и осталось, только за деньги и по блату. Если ты свой, тебе все будет, а если просто с улицы зашел — пошел вон… Прошу прощения, мэм.

— У мальчика какой диагноз? — спросила Джин.

— Что?

Углубившись в свои мысли, он сначала не расслышал молодую женщину.

— Какой диагноз у сына? — повторила она.

— У Ваньки-то… — Коновалов растерялся. — Врожденный порок сердца, дефект межпредсердной перегородки. Это Маринка все знает, ведь у нее документы.

— Ты жене позвони и скажи, пусть все документы отсканирует и пришлет мне по электронке. Вот адрес, — Джин протянула ему карточку, — я посмотрю сама и посоветуюсь с мамой. Возможно, мы сможем взять мальчика в Чикаго, в клинику.

— Ты с ума сошла? — Коновалов уставился на нее. — Я в Москве-то за него платить не могу. Такие суммы выкатывают… Даже квартиру снять нам не по карману, разве только угол с таджиками в комнате. Ты говоришь, в Чикаго. Мы там и на один день пребывания не наскребем, даже если продадим все имеющееся.