Крестный отец

Парадная дверь была застекленной. Фануччи, как знал Вито, должен появиться со стороны Десятой авеню. Клеменца проинструктировал его, как обращаться с пистолетом. А впервые он взял в руки оружие, когда жив был еще отец, — он приучал мальчика охотиться из лупары — тяжелого и короткоствольного сицилийского ружья. Маленький Вито так преуспел в стрельбе, что это оказалось одним из оснований вынесенного ему смертного приговора. Слишком меткий стрелок подрастал.

Затаившись в темном коридоре, он увидел, как со стороны улицы двинулся в его сторону светлый силуэт Фануччи. Вито отступил к противоположной стене, упершись лопатками прямо в дверь, ведущую на лестницу. Он взвел курок. Его вытянутая вперед рука самую малость не доставала до парадной двери.

Дверь распахнулась, массивная фигура Фануччи в светлом костюме, как в облаке, возникла на пороге. Вито тотчас же выстрелил. Здание содрогнулось от звука, гулким эхом вырвавшегося из распахнутых дверей на пустую улицу.

Фануччи пошатнулся и вцепился рукой в дверную раму, другую пытаясь засунуть под пиджак, чтобы достать оружие.

Его шатало, неловким движением он судорожно оборвал все пуговицы на пиджаке, открыв не только пистолет на боку, но и расползающееся кровавое пятно на широкой груди, чуть выше пояса. Тщательно примерившись, словно вводя иглу в вену, Вито послал вторую пулю следом за первой.

Фануччи рухнул на колени, застряв в дверном проеме. Стон, который он испустил, вместе с ужасом почему-то вызвал нервный смех у Вито. Он стонал и стонал, пока Вито Корлеоне не прижал дуло прямо к потной и жирной его щеке и не выстрелил в третий раз. Теперь уже Фануччи повалился бездыханным, не испытывая больше ни телесных, ни душевных мук. Его тело, как мешок, забило проход в дом.

Осторожным и быстрым движением Вито извлек из кармана пиджака убитого знакомый ему толстый бумажник и спрятал под рубашку. Перешагнул через тело, скользнул на другую сторону улицы и проверенным путем, через пожарную лестницу и черный ход, поднялся на крышу.

Там он остановился, чтобы обозреть окрестности.

Труп Фануччи лежал все в том же виде, в каком он оставил его. В соседнем доме открылись два окна, за ними неясно мелькали чьи-то лица, но разобрать толком ничего было невозможно, а значит, и они не могли увидеть или, во всяком случае, разглядеть Вито. Хотя даже если б и разглядели, в полицию уж все равно никто не донес бы. Здешние жители с полицией не настолько близки. Так что Фануччи пролежит на пороге до самого рассвета, если только случайный полицейский патруль не обнаружит его раньше. И соседи не выскажут готовности давать показания для следствия, а покрепче запрут двери и окна, чтобы не навлекать на самих себя подозрения легавых. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Теперь спешить уже было некуда, и Вито по крышам аккуратно прошел до самого дома, пролез сквозь чердачный люк и уже по обычной лестнице спустился к собственной квартире. Открыл дверь, вошел и заперся изнутри. Вывернул над столом бумажник покойного Фануччи. Кроме тех семисот долларов, которые Вито вручил «черной руке», там оказалось всего ничего: несколько бумажек по одному доллару и одна пятерка. Еще в отдельном маленьком кармашке оказалась старая золотая монетка достоинством в пять долларов. Скорее всего она служила для Фануччи талисманом на счастье. Да, если Фануччи и был богатым гангстером, при себе он своих богатств не носил. Во всяком случае, все это только подтверждало догадки Вито Корлеоне.

Теперь следовало избавиться поскорее от бумажника и от оружия. Вито вложил обратно в кармашек пятидолларовую золотую монетку, уже тогда у него хватало соображения. Снова вылез на крышу, по переходам перебрался с кровли на кровлю и сбросил в щель между домами бумажник Фануччи. Потом высыпал из барабана пистолета все пули и изо всех сил рубанул стволом по коньку крыши. Но оружие было сделано на совесть и поддалось не сразу. Вито пришлось колошматить рукояткой о каменную трубу, пока пистолет не треснул пополам. Вито доломал его — отдельно ствол, отдельно рукоятка, и раскидал по частям в трубы водостока. Они беззвучно скатились по трубам через все пять этажей и шлепнулись в мусор, ежедневно скапливающийся во дворах. За ночь, авось, еще набросают из окон, и утром, если повезет, пистолет будет надежно погребен.

Возвращаясь в очередной раз через чердак к себе домой, Вито вдруг почувствовал, что его лихорадит. Дома он прежде всего переоделся на всякий случай — вдруг испачкался кровью. Все, что снял с себя, свернул и покидал в лохань, где обычно жена стирала белье. Самообладания он не утратил. Залил одежду водой, достал кусок едкого темного мыла и взбил воду в густую пену. Щеткой и мылом тщательно оттер все, потом так же тщательно ополоснул оцинкованную лохань, слил воду в раковину, а выстиранные вещи присоединил к белью, которое приготовила для стирки жена, побросав вперемешку.

В свежей рубахе спустился он во двор, присоединившись к жене, которая все это время чесала язык с соседями и приглядывала за играющими тут же сыновьями.