В коридоре Лика Бесараб остановилась и ошеломленно уставилась на пакет. «Чудеса, да и только
Старуха сидела, выпрямившись, на пуфе перед зеркалом в своем неизменном 215-м номере.
– Скоро, Вадим, – едва слышно прохрипела она кому-то в отражении. – Уже скоро, родной…
Она вздрогнула от телефонного звонка. Медленно встала, подошла к письменному столу и сняла трубку.
– Жаль, что ты не поверила мне, старая ведьма! – услышала она голос, который три месяца назад в этой же комнате оглушил ее циничным заявлением: «Я предлагаю вам сделку. Подумайте… Моя цена вас устроит. Потому что это – жизнь вашего внука…» – Сделка не состоялась, – продолжал голос, – и мою названную цену вы не получите! Ровно через час ваш внук Вадим Григорьев будет убит! Застрелен. В самое сердце!
И в трубке наступила глухая тишина.
У Милы потемнело в глазах, она пошатнулась, ухватившись за край стола и почему-то подумала: «Было два коротких звонка… Это внутренний номер. Значит, убийца моего внука сейчас здесь, в отеле!»Она почувствовала, что у нее слабеют ноги и становится трудно дышать.
– Помогите… – прошептала она и, собрав все силы, бросилась к дверям.
Рука ее скользнула по дверной ручке и провалилась в пропасть. Пол поменялся местами со стеной, на которой безвольным пятном бледнела клавиша вызова службы безопасности. Уже лежа на затоптанном ковролине, Мила не сводила глаз с этого бледного пятна. «Все равно не придут, – мелькнуло у нее в голове, – как обычно – будут звонить по телефону, а до трубки я уже не доберусь…»
Острый край калошницы поцарапал ей щеку, и из рваной раны текла кровь. А может быть, это была вода…
Мила потянулась к двери и, набрав воздуха полной грудью, с отчаянием уходящей жизни закричала:
– Спасите… моего… внука! Спасите!
Стены, потолок и дверь завертелись у нее перед глазами, превращаясь в черный клубок, сосущую, бездонную воронку. Неведомая сила несла ее в зияющую, пузырящуюся чернотой бездну. Мила широко раскрыла глаза, чтобы не пропустить, не проглядеть встающий рассвет, уже дрожащий невесомыми всполохами, чтобы не промахнуться мимо надвигающейся громады того единственного, долгожданного дня, в который она верила всю свою жизнь…
Она так и осталась лежать в прихожей с широко раскрытыми глазами, отбросив в сторону старческую, безвольную руку, в которой крохотным солнечным огоньком продолжал гореть отвергнутый обоими ее Вадимами зажим для галстука.