На следующий день Мила снова пришла в гостиницу. И на следующий. А через неделю они с Вадимом поняли, что знакомы целую вечность.
– Мне кажется, – сказал он ей, – что я знаю о тебе все!
«Нет, не все
– И тем не менее, – продолжал Вадим, – я не могу наговориться с тобой, налюбоваться и надышаться тобой… Мне мало нескольких часов, мало целого дня и, наверное, мало всей жизни. – Он задумался и добавил: – Если бы эту мою жизнь у меня отняли, я ждал бы тебя и после смерти…
– Ты разве веришь в загробную жизнь? – улыбнулась девушка.
– Я верю в то, – серьезно ответил Вадим, – что нас с тобой уже никогда нельзя разлучить. И я буду ждать тебя всегда. И… дождусь.
Мила вздохнула:
– Я тоже хочу всегда быть с тобой. Но пока это невозможно. Должно пройти какое-то время. Может быть, год…
– Да хоть шестьдесят лет! – воскликнул он.В гостинице они поднялись на знакомый этаж.
– Куда мы идем? – испуганно спросила Мила, косясь на дверь с табличкой 215.
– Увидишь, – хитро подмигнул Вадим.
Он взял ее за руку, подождал, пока по коридору неторопливо прошаркает старик Епихин, и подвел к двери, спрятанной в нише между колонной и стеной лифтовой шахты. Там он торопливо достал из кармана ключ и открыл замок.
– Номер двести двадцать два… – прочитала Мила. – Кто здесь живет?
– Мы! – торжественно сообщил Вадим. – Три двойки! Счастливое число… Для нас теперь все – счастливое.
– Очень мило, – заметила девушка, оглядывая комнату, и вдруг испуганно заморгала: – А здесь… не подслушивают?
Вадим бросил ключи на стол, подошел к ней, провел рукой по волосам, поцеловал ее лоб, глаза, губы, висок и, припав к мочке уха, прошептал:
– Здесь никто и ничего не делает без моего ведома… Мы в полной безопасности, любимая.
Она поймала губами его губы и почувствовала, как проваливается в сладкую, пьянящую бездну, в гулкую, пронзительную тишину, где взволнованный стук сердца безнадежно тонет в бездонной нежности…Уже через три с половиной часа муж Милы – сорокатрехлетний начальник 16 отдела НКВД – получил бумажку, доставленную спецкурьером из гостиницы «Националь» от телефонистки Зинаиды Яглыч. Он нервно распечатал плотный конверт, развернул лист и, наклонившись к скупому свету, процеженному сквозь пуленепробиваемое стекло служебного кабинета, впился глазами в ряды аккуратных строчек.