Но он вернулся.
Сырым, моросящим апрельским утром Борис проснулся от того, что давно забытый ледяной ужас скользнул в сердце змеей. Бескровная рептилия свернулась в груди дрожащей пружиной, готовой единственным смертоносным движением разорвать плоть на куски.
Борис рывком сел в кровати и с тревогой огляделся по сторонам. Маленький Вадим гулил в своей кроватке и тянул ручонки навстречу тусклому апрельскому дню. Галинка собиралась на суточное дежурство в больницу. Она посмотрела на Бориса, словно вдруг разглядела в нем что-то пугающе-новое, и спросила с беспокойством:
– Что-то случилось?.. С тобой все в порядке, Боря?
– Я… Я не знаю, – ответил он, поежившись, как от стужи. – Мне почему-то… тревожно.
Галинка села на кровать и положила ладонь ему на лоб.
– Опять болит голова?
– Нет. Не болит. Когда ты придешь?
Она взглянула на него с укоризной:
– Я же на сутки, Боря. Завтра утром…
– Не уходи! – Он вдруг схватил с жаром ее руку и прижал к груди. – Все повторяется. И круг не разорван.
Она мягко высвободила руку, встала и расправила оборки на платье:
– Глупости. Завтрак на плите, Боря. Погуляешь с Вадькой – смени пеленки. И не забудь: кормление через каждые три часа. Молочко – в холодильнике. Бутылочку грей в кастрюльке с горячей водой. Капни на руку – температура молока должна быть чуть ниже температуры тела.