Голос у нее при этом прыгал странно, но в тот момент я этому значения никакого не придал — не до того было. С собственными бы заморочками разобраться.
И, как раз, чувствую — «плыть» потихоньку начинаю.
— Так, Стась… раз уж взялась… соберись и выдергивай эту пилюлю к разэдакой матери! Потому как я, похоже, скоро просто отрублюсь.
Принцесса моя губку прикусила, задумалась…
Глазки у нее при свете таблетки забавно так отблескивают — два черных озера с искорками в глубине.
— Больно будет. Очень.
— Да уж, — отзывался я, — догадываюсь, что не господня благодать на меня сейчас прольется.
— Ну, тогда держись…
Хотел, было, пошутить, но увидел щипчики, которыми она пулю тащить собралась, и сразу все шутки юмора из башки повылетали. Одна только мысль осталась — ох, и взвою же я сейчас!
Нет, думаю, надо все-таки сдержаться. В конце концов, не сопляк малолетний — панцерник да еще и офицер! Честь мундира обязывает… три раза!
Пока баронеска моя пулю эту подцепить пыталась, я терпел. Хотя пару раз становилось… особенно хорошо. Но как только она ее потащила…
Нет, выть я не стал. Просто все слова, которые не просто аристократочкам юным, а и обычным фройляйн знать не полагается, хлынули из меня, как, извиняюсь, дерьмо из дизентерийника. Немецкие, русские… все, что знал — выдал!
Особенно крепко у меня получалось, когда щипчики соскальзывали, и Стаська пулю эту проклятую вновь ловить принималась. Впечатления, в смысле, ощущения практически неповторимые. Разве что раскаленным гвоздем пытаться вот так же себя проткнуть, причем шляпкой вперед.
Кажется, я в какой-то момент отключился. Точнее, сидеть-то сижу и даже глаза распахнуты, но вселенная для меня сосредоточилась в одном конкретном месте — комке боли, который эта чертова русская девка, самая любимая на свете, по миллиметру в час вытягивает.
И вдруг сквозь собственное шипение услышал четко так — бдзинь!
Когда красная пелена перед глазами хоть немного развиднелась, глянул — лежит на подносе комочек мятого свинца, весь багровым перемазанный.
— И это все? Вот эта хрень?
— Сейчас проверю, — спокойно отозвалась Стаська и с размаху воткнула в рану какую-то маникюрную штуковину типа мини-скальпеля.
Выть я не стал — не сумел. Воздуха не хватило. Просто пасть распахнул и глазами повращал… в районе макушки.
А она этот хренов скальпель еще и провернула пару раз.
— Похоже, что нет, — сделала глубокомысленное заключение. — Точнее без рентгеновского аппарата сказать не могу.
Чего бы ей такого сказать? Доброго — и при этом не матерного.
Покосился еще раз на пулю — и тут до меня дошло.
— Donnerwetter! Это ж меня из «крысобойки» подстрелили!
За два года до войны другу моему одному папаша на пятнадцатилетие такое вот ружьишко подарил. Двадцать второй калибр, патрончики кольцевого воспламенения… мы с ним на крыс в подвале охотились. Причем, что характерно — хвост от одной такой пульки откидывали далеко не все.
С другой стороны, думаю, а ведь на самом деле не такая уж никчемная вещь «крысобойка» для городского боя. Точность у нее на сотне метров вполне — мы, помнится, банку из-под пива запросто дырявили. Пулька свинцовая, мягкая, деформируется запросто — что, собственно, мы и имеем возможность наблюдать. А главное — звук выстрела хрен услышишь, особенно на фоне той какофонии, что сейчас за окном наигрывает.
— Всё, всё, успокойся, — прошептала Стаська. — Повязку наложить осталось — и всё. Не трясись.
Легко сказать…
Засыпала она ранку антисептиком, задумалась на миг — куда, место-то на плече не самое простое, — и начала заматывать…
— Вот. Готово.
И как она это сказала — я даже не лег, упал, как подкошенный. Отвалился. Лежу, потолок пытаюсь разглядеть… чувствую, как пальчики ее вдоль бинта скользнули.
— Ты чего?
— Проверяю, как затянуто.
Я эти пальчики здоровой рукой поймал, прижал ладошку к шее — точь-в-точь, как недавно. И такие чувства откуда-то из глубины нахлынули…
— Спасибо тебе за то, что сделала, за руки твои нежные… удивительные. Принцесса моя…
Отключился я под утро — и почти сразу же проснулся оттого, что меня как раз за больное плечо трясти начали.
Глаза открываю глаза — что за хрень? Стаськи рядом нет, а трясет меня маленький сутулый тип в сером балахоне. Причем несет от него точь-в-точь, как от груды мусора, причем не абы какого, а консервов просроченных, помоев… ну или просто дерьма.
— Мне, — заявляет этот вонючка, убедившись, что я проснулся, — нужна информация.
Ну и барабан тебе в лапы, думаю, я-то здесь при чем?
— А ты кто вообще такой?
— Я, — заявляет тип, — офицер службы безопасности Ретмэн К. Ретмэн.
— Что еще за служба безопасности? — недоумеваю. — Контрразведку знаю, тайную полицию знаю…
— Вы обязаны отвечать на мои вопросы.
Не знаю почему, но в это я поверил — уж больно нагло этот тип держался. Классические такие полицайские замашки, когда бляху получил, идет и думает, что все теперь должны ему эту бляху целовать и вылизывать… от носков ботинок и выше.
Ладно, думаю, посмотрим… я ведь все-таки теперь тоже хоть эрзац, но все же офицер, просто так на хлеб маслом не мажусь.