Внезапно Гвинет услышала стук копыт. По дороге из Уэллса приближался всадник. Гвинет отскочила на обочину и потянула Герварда за собой. Всадник пронёсся мимо. Наверное, важный лорд или рыцарь — кто ещё может позволить себе такого коня? Уздечка великолепного чёрного жеребца была украшена серебром, а гордый наездник свысока озирал деревню, презрительно выпятив губу. Но тут Гвинет заметила выбритую голову с кольцом тёмных волос над ушами, рясу под черным плащом и чётки из слоновой кости на поясе. Нет, всё-таки не лорд.
— В аббатство едет, — негромко заметила она, глядя, как всадник исчезает за поворотом дороги.
— Ты видела его коня? — с тоской произнёс Гервард. Пальцы его задёргались, будто тянулись за скребком, навести глянец на без того лоснящуюся шкуру. — Я бы правую руку за такого отдал!
— Не подобает священнику красоваться на такой лошади, — благочестиво заметила Гвинет. — Даже аббат Генри довольствуется мулом.
— Это рыцарский конь, — вздохнул Гервард. — Если бы кто-нибудь хоть ненадолго поставил нам в конюшню такого! Похоже, те кости действительно ценные!
Брат с сестрой завернули за угол, и увидели кучку людей, столпившихся возле кузницы. Над толпой возвышалась могучая фигура Тома Смита. Видимо, кузнец только что пришёл от наковальни — даже молот из руки не выпустил. Все собрались вокруг монастырского эконома брата Барнабаса и брата Питера, того самого старика, что так неосторожно дотронулся до волос королевы Гвиневеры.
Гвинет ускорила шаг. Брат Барнабас — важная птица. Может, он принёс новости из аббатства? А вот и всадник, что обогнал их на дороге. Надо же — придержал коня возле кузни и с интересом прислушивается к разговору.
Пробираясь сквозь толпу, Гвинет задела блестящий бок коня. Тот мотнул головой и переступил с ноги на ногу. Уздечка зазвенела. Гвинет почувствовала, как огромное копыто просвистело в каком-то дюйме от её ноги. Она отшатнулась и почти упала на руки Герварда.
— Осторожно, дитя, — бросил приезжий, успокаивая своего скакуна. Он смотрел на Гвинет сверху вниз, и глаза его были серыми и холодными, как зимнее небо. — Ты испугала лошадь!
Краска бросилась Гвинет в лицо.
— Простите, сэр, — вежливо извинилась она.
Ничего себе! Огромный конь чуть не растоптал её, а этот тип говорит, что она ещё и виновата! Кипя от негодования, она отвернулась и успела расслышать последние слова брата Барнабаса:
— …И приходите завтра, к третьему часу.[5] Аббат Генри хочет сделать объявление, которое будет интересно всем вам.
— Какое объявление?
Говорил Рис Фримен, хозяин ближайшей к аббатству лавки. Толстый и краснолицый, он и не думал скрывать раздражения.
— Нет у нас времени по аббатствам шататься! Работы полно!
Гвинет обратила внимание, что слова лавочника очень огорчили брата Питера. Старый монах дрожащей рукой осенил себя крёстным знамением и укоризненно посмотрел на мастера Фримена. Но тот ничуть не смутился.
— Рис, время, отданное богу, не может быть потерянным, — упрекнул брат Барнабас. — Я уверен, объявление стоит того, чтоб его услышать.
Гвинет и Гервард радостно переглянулись. Похоже, отец Генри решил рассказать всем о своей находке! Скоро новость узнают повсюду, а в аббатство валом повалят пилигримы. И конец всем бедам!
— Серьёзное заявление!
Гвинет так и подскочила, услышав над головой этот резкий голос. Всадник наклонился к брату Барнабасу.
— И что же случилось? — нарочито растягивая слова, поинтересовался он. — Уж наверное, что-то важное, если ваш аббат намерен рассказать об этом всем без исключения!
Судя по интонации, приезжий даже представить себе не мог, чтобы в такой дыре, как Гластонбери могло что-нибудь случиться. Но добрый нрав брата Барнабаса не изменил ему и на этот раз.
— Так оно и есть, брат. И ты тоже можешь узнать об этом завтра после третьего часа…
Красивое лицо незнакомца исказилось от гнева.
— Ты не ответишь на мой вопрос?
— Простите, сэр, но такие вещи не обсуждают на улице, — вежливо улыбнулся брат Барнабас. — Не соизволите ли вы назвать своё имя и воспользоваться гостеприимством аббатства?
— Меня зовут Годфри де Массар, — сообщил всадник. — Я прибыл из Уэллса с письмами для аббата.
Гвинет взглянула на брата. Если вновь прибывший из Уэллского собора, неудивительно, что у него такой чудесный конь, а ряса сшита из новой плотной шерсти. Все знают, что в Уэллсе обет бедности блюдут не так ревностно, как в Гластонбери. И тем более неудивительно, что гость так заносчив. Церковники из Уэллса всегда старались показать своё превосходство над Гластонбери, а уж теперь, когда аббатство сгорело почти дотла, они и вовсе злорадства не скрывают.
— Тем более мы рады видеть тебя, брат, — вежливо наклонил голову брат Барнабас. — Позволь мне проводить тебя в аббатство.
— Не надо, — отмахнулся отец Годфри. — Дорогу я знаю, а ползти с твоей скоростью мне будет тяжело.
Его тонкие губы искривила улыбка.
— Не сомневаюсь, что аббат мне все расскажет…
Он стегнул коня и вскоре скрылся из вида.
Брат Барнабас с облегчением вздохнул, и, повернувшись к толпе, напомнил ещё раз:
— Приходите все. Завтра, к службе третьего часа.