Читаем Крест. Иван II Красный. Том 1 полностью

— Да, а Узбек всё не зовёт и не зовёт нас на суд. Вань, а какой он, суд-то, бывает? Как у нашего отца с боярами? Или как?

   — Откудова знать-то? Семён думает, тверские вины трясти будут. А то и нам чего припишут.

   — Да мы-то при чём?

   — Кто же разберёт, что у этого волка лютого в голове?

   — Съел, что ль, он пардуса нашего?

   — Простота ты, Андрей! Чай, то для забавы ему, глядеть да любоваться.

   — Зверь баской, только страшный.

   — Свободу он любит, а его заточили. Тебя бы так, ты бы что сказал?

В один из пасмурных, дождливых дней вдруг поднялся в хоромине переполох. Слуги бегали на погребицу и в амбары, тащили мёда и брашно.

   — Большие гости будут! — радостно сообщил Семён братьям. — Товлубег и Черкас.

Гости пришли, но не очень большие — не приближенные к хану вельможи, которых ждал Семён, а лишь их посыльные, сообщившие, что наутро хан Узбек вызывает московских княжичей во дворец.

Вестникам поднесли чаши с мёдом, они не чинились, пригубили, однако опасливо озирались и словно бы торопились уйти, но всё же почему-то не уходили. Получив из рук Алексея Босоволокова по связке лисьих шкур, торопливо махнули в сёдла, кони под ними взяли с места вскачь, выбив копытами ошмётки грязи.

Семён был озадачен и раздражён.

   — Брат, значит, завтра суд? — спросил Иван.

   — Да какой там суд!.. Они называют судом свою потеху: бросают ярлык, словно мосол собакам, и любуются. А мы грызёмся. И попробуй не грызись...

   — Значит, завтра он кинет эту... этот ярлык?

   — Нет, Ваня. Ярлык давно брошен, а суд начался, когда нас ещё тут не было, он и всё это время идёт. Хан уже всё рассудил, а завтра только объявит волю.

   — А что же так долго?

   — Товлубег и Черкас сказали мне, что хан посылал своих людей в Смоленск, Тверь и Киев, чтобы проверить, верно ли, будто литовский князь Гедимин в сговоре с тверянами против Орды.

   — А что, если не в сговоре?

   — Тогда, значит, и отец наш, и мы все трое — клеветники и лжецы, и всем нам надо отрубить головы.

   — Но мы же не клеветники и лжецы?

   — Да, да, да, — рассеянно подтвердил Семён, сам, видно, о чём-то другом думал.

<p>3</p>

Семён шагал впереди всех, решительный и злой. Полы корзна его отлетали.

   — Вот идём мы, князи московские, и что за нами? Рати у нас нет, соседей-соумысленников — тоже. Есть только дань и покорность овечья: стриги нас, татарове, мы согласные.

Дождь ночью прекратился, но со степи по-прежнему наносило тёмно-серые рваные тучи, с которых срывались редкие жёсткие снежинки.

Московские княжичи с боярами и дружинниками в назначенный час должны были явиться к пышному ханскому дворцу, изукрашенному разноцветными изразцами. У железных дверей стояли с перекрещёнными копьями нукеры, неподвижные и бесстрашные.

Уже и ноги в тонких сафьяновых сапогах стали зябнуть. Всё сильнее когтило сердце беспокойство: неужто передумал Узбек?

Но нет, вышел наконец главный визирь, ткнул пальцем в княжичей и двоих бояр — Феофана Бяконтова и Алексея Босоволокова. Остальным велел остаться за порогом.

Во дворце тоже было прохладно, хотя покои везде обогревались жаровнями с тлевшими в них крупными углями.

Узбек восседал на золотом троне, в золотой же парче. Только борода в серебре — немолод уж величественный султан, праправнук Батыя, потомок Чингисхана в шестом колене, славнейший хан Золотой Орды.

Рядом с троном хатуни в золотом шитых одеждах, с неподвижными и неотличимыми лицами — одинаково узкоглазы, одинаково густо насурьмлены. Два толмача по бокам. Дальше вдоль стен — эмиры, визири, нойоны. Эти тоже неразличимы — все дородны, все с широкими тёмно-жёлтыми лицами и реденькими бородками.

   — Господину кесарю! — склонил колено Семён. Братья последовали за ним. — Бьют челом тебе батюшка наш московский князь Иван Данилович, все чада и домочадцы его.

Толмач перевёл.

Узбек испытующе Обвёл взглядом княжичей, лёгкая улыбка тронула его заморщиневшее лицо:

   — А супруга твоя, коназ Семён, тоже бьёт челом мне?

   — Да, и Настя тоже! — растерянно подтвердил Семён.

   — Однако знаем мы, что она не Настя, а как это? — повернулся Узбек к вельможам своим.

   — Айгуста, — угодливо подсказал вельможа Беркан.

   — Вот-вот, Гедиминовых кровей... — Узбек протянул худые руки над пылающими углями.

   — Она дочь его, но наполовину русская и крещена в супружестве, — оправдывался Семён, чувствуя дрожь в животе: неужто всё прахом?

   — Так ты наполовину родня Гедимину? — прищурился Узбек, если бы он мог прищуриться, просто виски у него съёжились, как голенища сапога.

   — А разве вы с ним не друзья? — с весёлой любезностью возразил Семён, внутри испытывая холодное бешенство. — Он никогда не воевал с вами и не платил дань. Согласись, царь, разве не ловок он, не хитёр? С вершины величия своего ты не можешь не признать это. — Голос Семёна, высокий и дерзкий, разносился на всю палату. Братья его стояли, помертвевши. «Пропали мы теперь из-за этой носатой Айгусты-Настасьи, — думал Иванчик. — А она меня ещё тумаками норовила! Посадить бы её в камору на цепь, сучку безмозглую».

Узбек усмехнулся:

   — Ты говоришь смело.

— Так подобает говорить с мудрыми.

«Ловок Сёмка-то, может, ещё выплывет», — понадеялся Иванчик.

   — Да, — важно подтвердил Узбек.

Перейти на страницу:

Похожие книги