Крест. Иван II Красный. Том 1

За состязаниями в ловкости и силе приходили наблюдать царевны. Им стелили ковры под деревьями, и царевны — пурпурные, синие, жёлтые — попискивали там, как птички. Их было так много, что в глазах рябило, одну от другой не отличишь: кто дочь ханская, кто племянница, кто невестка, — шелестели бусы, груды бус на плоской груди, мелькали шапочки сплошь в драгоценных камнях, поблескивали любопытством яркие взоры едва прорезанных глаз. Но только одна девочка говорила по-русски. Потому Семён её и отмечал. Всякий раз, встретившись с ним, она останавливалась и тщательно выговаривала:

   — Здравствуй, князь!

   — Здравствуй-здравствуй... А ты кто?

   — Я — Тайдула.

   — Жена ханская?

   — Я жена его второго сына Джанибека.

   — Такая маленькая?

   — Я ещё расту, — гордо отвечала она. — И буду ещё красивее. Веришь? — спрашивала, закидывая головку. Павлиньи перья на шапочке переливались сине-золотой зеленью.

   — Куда уж ещё! — покривил душой Семён из вежливости.

   — Нет, правда? — Она встала на цыпочки и приблизилась к нему почти вплотную. Он уловил нежный запах розового масла от её волос. Она выхватила из-за пояска бронзовое зеркальце в виде рыбки и посмотрела в него: — Ты говоришь — маленькая, а косы у меня настоящие, не привязанные.

   — Разве бывают привязанные? — удивился он.

   — Всякое бывает. Столько хитростей есть! Много-много-много. — Она серьёзно покивала головкой. — Очень много.

   — Как же вас всё-таки различать?

   — А по бусам! — простодушно воскликнула она. — У каждой из нас свои любимые. Старшая хатунь носит на груди бисер чёрный и синий, рубленый. Дочь хана Иткуджуджук выбирает коричневые с белыми и голубыми полосами, другие царевны — синие с жёлтыми полосами или жёлтые с тёмно-красными глазками. Например, я люблю синие с белыми глазками и красными ресницами.

Запомни: бусы с глазками и ресницами — это Тайдула. Запомнишь?

   — Запомню... У тебя такие милые уста...

— Да? — В её голосе послышалось разочарование. — Красота монгольской женщины не в этом.

   — В чём же?

— Маленький нос. Чем меньше, тем лучше. Лучше совсем без носа, просто две дырочки.

Семён захохотал.

   — Ягодка! — Он коснулся пальцем её щёки, шелковисто-смуглой.

   — Почему? — Круглая бровь выгнулась надменно. — Какая ягодка?

   — Сладкая... — Семён притушил глаза влажной поволокою.

Тайдула подумала, потом вдруг неожиданно похвасталась:

   — А мне скоро сделают зубную родинку!

   — Это ещё что?

   — Зубы вычернят.

   — Ой, только не это! Не надо!

   — Не хочешь? — готовно переспросила она. — Не буду. Хотя у нас это считается красивым.

   — Да нет, делай, как мужу твоему понравится.

   — Ах да... муж... — грустно вспомнила царевна.

Через несколько дней при новой случайной (а может, и не совсем Случайной) встрече Семён, быстро кинув глазами по сторонам, подал Тайдуле веточку боярышника, усеянную багровыми плодами.

   — Подарок? — Она сразу всё поняла, но лицо осталось бесстрастным. — Ягодка? — И пристроила веточку в косы, чтобы свисала над ухом, потом пообещала таинственно: — Я тебя отдарю, князь!

Багряные ягоды, качающиеся у виска (Тайдула так и ходила до самого отъезда русских), сначала смешили монгольских царевен: вечно у неё причуды, то чужим языкам учится, то золоту сухие ягоды предпочитает. Однако потом девочки и сами понадевали такие же, что вызвало осуждение старших жён как слишком смелое новшество.

Семён усмехался, глядя, как бегают юные монголки, тряся ягодками над ушами.

«Солнце мира и веры» наконец-то устроило прощальный пир. Все темники, старшие и младшие царевичи, визири, придворные и вельможи спешивались и проходили перед Узбеком к шатру, который укреплён: был на деревянных столбах, покрытых листами позолоченного серебра.

В шатре справа и слева расстелены половики из холста, которые сверху покрыты шёлковыми коврами. Посредине — большой трон из резного дерева, столбики его тоже покрыты листами позолоченного серебра, а ножки выкованы из чистого серебра с позолотой. Поверх трона, называемого тахт, постлан большой ковёр, а на нём ещё тюфяки, на которых обычно сидят хан и старшая хатунь. С правой стороны на отдельном тюфяке поместилась Иткуджуджук с хатуней Уруджой, а слева на таком же тюфяке — хатуни Баялунь и Кабак. Справа от трона - сиденье Тинибека, а слева — место Джанибека. Свита тоже поместилась на резных скамьях, покрытых кожаными или ковровыми тюфяками с узорами.

Тайтугла приехала в арбе, обтянутой синим сукном с отворенными настежь окнами. С нею сошли тридцать красивых прислужниц и, приподняв за петли полы её одежды, понесли.

Узбек встал перед ней, поклонился и усадил рядом с собой.

Принесли мехи с кумысом. Тайтугла налила себе в чашу, присела на оба колена и подала мужу. Он напился и дал напиться ей.