Крест и посох

Шагов пятьдесят отделяли ее убежище от поляны, в самом центре которой беззвучно и мрачно полыхала огромная поленница дров, но Доброгнева все очень хорошо видела. И как жарким пламенем обвивал огонь безжизненное тело, лежащее поверх смолистых ветвей, и как духмяные сосновые клубы дыма отгоняли невидимую нечисть, норовившую перехватить душу, отбывающую в небесные чертоги бога войны. И навсегда запомнила она, как душа эта, отлетая в последний путь, на прощание огладила рдеющим багрянцем суровые лица отца и меньших братьев. Мол, нечего вам грустить, всех нас ввысь дорога ждет, по которой мне сейчас предстоит идти, а вы лучше живите так, чтоб Перун великий и вас удостоил такой чести, пройтись предложил. Но не ласковым было это касание, а сурово-торжественным, соединив в том отблеске и прощальный закатный луч, и жгучий вскрик молнии, и зарево горящего в ночи дома, подожженного лихими татями, и холодный взор звезды, которая в равнодушии своем никогда даже с места не сдвигалась[76].

Но тогда-то все пронеслось всего за один миг, пусть за два, не больше, а посох в руке старца уже с минуту как засветился и до сих пор не угасал. Напротив, все ярче и ярче полыхал он, а под конец рассказа Доброгневы в глубине его побежали какие-то странные извилистые тени. Правда, светились они значительно тусклее, нежели сам посох в целом. Однако лекарка была уверена, что жар, исходящий от этой гладко отесанной палки, который чувствовала даже она, хотя находилась от нее в двух-трех шагах, ничто в сравнении с тем, какой лютый негасимый огонь заключен в темных змейках, медленно, но неуклонно ползущих вверх по его сердцевине.

— Он знает, — удовлетворенно кивнул головой Всевед, бросив на посох беглый взгляд и продолжая свободно держать его в левой руке, как будто не чувствовал нестерпимый жар. — Стало быть, ты всю правду рассказала, нигде истины не порушила, — и ликующим голосом торжественно произнес, обратив свое лицо к августовскому небу, неуклонно продолжающему наливаться чернотой: — Благодарствую тебе, великий Перун, что сподоблюсь я, судя по всему, участвовать в битве со злобным твоим обидчиком! Хвала тебе, небесный воин, за то, что ты своему земному внуку в дар прощальный славного ворога припас.

И тут же с лаской в голосе и в то же время с небольшой долей укоризны заметил смущенной Доброгневе:

— Не ведаю доподлинно, кто именно из пресветлых богов тебя в путь ко мне снарядил, но мнится мне, что не очень-то торопилась ты на него ступить, хотя обо мне узнала много ранее сегодняшнего дня.

Потупившись, девушка не стала скрывать правды, ссылаясь на то обстоятельство, что едва она очнулась, лежащая близ этих камней, как все чудные видения, которые мелькали в ее голове, тут же и забылись ею напрочь. Да и ныне у нее больше ни одного из тех видений в памяти так и не всплыло, не считая лица старика, которому надлежало рассказать обо всем без утайки.

В ответ последовал понимающий кивок.

— Это не мудрено. Сказать по чести, я бы и сам к тому месту близко бы не подошел, ибо сила там дремлет, хоть и небывалая по мощи своей, но буйная и своенравная. Укротить ее никому не дано, зато она любого согнуть и сломать может. И не ведает никто, какого она часа дожидается, дабы воспарить над этим миром во всей своей грозовой красоте, внушая всякому человеку страх и любование в одно время. Однако думается мне, будто ты туда в добрый день угодила, и сдается, что ворог у нас с той силой единый, а если так, то... — он встревоженно поглядел на небо, где пока неярко, но уже поблескивали первые звезды, и предложил: — Поспешать надобно. Так что дозволь мне поближе к холке конской примоститься, да сама меня руками покрепче обхвати. Конек этот и сам по себе резвый, а ежели его попросить, так он и вовсе ход ускорит вдвое.

И впрямь, стоило старику наклониться к конскому уху и шепнуть в него несколько непонятных слов, к тому же произнесенных еле слышно, как жеребец резво сорвался прямо с места. Доброгнева, если бы только не держалась за дедову рубаху обеими руками, уже в первые секунды по инерции кубарем скатилась бы с резвого конька.

Поначалу ей от такой непривычной скорости страшно стало, аж дух захватило, но через какое-то время она уже настолько пообвыкла, что начала даже вопросы задавать впереди сидящему Всеведу. Кое-что, невзирая на явную сдержанность, сквозящую в ответах старца, ей удалось узнать. Немного, правда, но самую главную тайну, свято хранимую и передаваемую из поколения в поколение верховными жрецами Братства Перуновых детей, она услышала.