Крест и Полумесяц

Увы, у меня появилось время о многом подумать, многое осмыслить, построить планы на будущее – но заодно и тосковать о семье, с которой я не виделся вот уже несколько месяцев. А ведь им неизвестно о том, что я спасся, никому в княжестве это неизвестно! Зато все уже наверняка знают о разгромном поражении войска под моим началом. Наверняка партия старых приближенных Ростислава, оттесненная успехами моих прежних начинаний, нынче взяла верх. И хорошо бы, если бы у них не возникло желание каким-либо образом отомстить моим близким…

Но, как говорится, ничто не вечно под луной. Световые дни увеличились, сократились ночи. Пасху мы вместе с монахами отпраздновали специально испеченными куличами – правда, без яиц, но зато с изюмом и сушеными яблоками. Открыли наши гостеприимные хозяева и вино, вкус которого я успел основательно подзабыть. Вообще, я был убежденным противником употребления алкоголя что в том мире, что в настоящем, но в честь столь светлого и радостного праздника позволил себе отведать немного вина вместе с остальными.

После Пасхи в сердцах наших поселилась надежда, какая-то возвышенная радость и торжественность. Снег начал стремительно таять, освобождая закрытые на зиму тропы, и мы с Добраном с нетерпением ожидали, когда уже сможем покинуть гостеприимную обитель.

И вот этот день настал. Кое-как увязав растрепавшиеся сапоги полосками кожи, взяв с собой остатки вяленой козлятины и бурдюк с вином, подаренный монахами, мы отправились в путь, двигаясь в сторону Цунды. Последняя когда-то была столицей Джавахети, но позже потеряла свой статус – то ли после штурма крепости, то ли по иным причинам. Тем не менее люди в Цунде по-прежнему живут – моя рать прошла через нее на пути к Ахалкалаки. Там можно получить помощь, взять лошадей, новую одежду… Если, конечно, удастся доказать, что я бывший воевода тмутараканской рати, сражавшийся против сельджуков вместе с царем Багратом!

Спустя пару часов пути кожаные завязки на моих потрескавшихся сапогах распустились, и я был вынужден остановиться.

– Добран, обожди немного.

Варяг кивнул и опустился на ближайший валун. Я последовал его примеру и принялся возиться с обувью, едва сдерживая готовую сорваться с губ брань. Кажется, придется вновь нарезать кожаные ремешки ножом Добрана!

Между тем мой соратник, чьи сапоги пока не требовали срочного ремонта, достал кусок вяленого мяса из походного мешка и принялся неторопливо жевать, запивая трапезу добрыми глотками вина.

Самому так охота!

– Ну что, друг мой, хорошо устроился? А как насчет поделиться?!

Дружинник лишь ехидно усмехнулся в ответ. Я собрался было уже потребовать свою долю мяса, как ветер донес до моих ушей обрывки чьих-то голосов, раздавшихся снизу.

Наше благодушное настроение мигом исчезло.

Так получилось, что мы остановились на гребне небольшого подъема, в верхней части короткой, длиной метров семь-восемь, тропки, змейкой петляющей снизу вверх. В принципе гребня можно достигнуть и не по тропе, но так будет гораздо сложнее – другими словами, по счастливому стечению обстоятельств мы остановились в наиболее удобном для обороны месте.

Опустившись на корточки и практически распластавшись на камнях, мы с Добраном до боли в глазах стали всматриваться вниз, ожидая, когда за очередным изгибом узкого горного прохода покажутся те, чьи голоса донес до нас ветер. Вскоре мы их увидели: оборванных, кое-как забинтованных окровавленными тряпками, в большинстве вооруженных только булавами – лишь у троих я заметил сабли. Один за другим они оказались в нашем поле зрения – судя по одежде, гулямы Алп-Арслана!

Одиннадцать.

– Да что же это такое!..

Не знаю, у кого из нас вырвался возглас. Быть может, у меня. Слишком я увлекся, рассматривая недавнего врага, пока мозг лихорадочно «качал» варианты. Ситуация складывалась однозначно против нас!

В середине отряда мародеров-оборванцев (слишком сильно эти гулямы отличаются от воинов, которым мы дали бой в долине) держится командир – единственный, на ком войлочный панцирь, усиленный стальными пластинами и защищенный коническим шлемом. Он и еще два воина с саблями имеют щиты, позади них держатся еще двое, вооруженные, что самое паршивое, короткими сельджукскими луками.

– Здесь мы не устоим.

Короткое заключение Добрана выдернуло меня из размышлений.

– Если не здесь, то и вовсе нигде.

Телохранитель отрицательно качнул головой:

– Здесь – ляжем. У нас одна праща против двух их луков, да и стрелков они прикроют щитами. Ничего ты, воевода, с ними не сделаешь, разве что сам пропадешь. Наверх поднимутся те, кто с дубьем, и числом нас задавят, трое на одного – не выдюжим.

– Что предлагаешь?

Варяг посмотрел на груду камней чуть в стороне справа и кивком на них указал:

– Успеем там залечь и по-тихому их пропустим. А потом вниз и в Цунду.

– А монахи? Тут дорога только одна, к скиту!

Во взгляде воина промелькнула слабая тень. Промелькнула и пропала.

– Мы им своей гибелью ничем не поможем. Только этих разозлим. Так, может, посмотрят, что у братии взять нечего, сожрут что есть да и уйдут. Все же не язычники[19].