Крест и полумесяц

Госпожа Ева молча смотрела на нас, открыв рот. Потом она залилась румянцем, задрожала всем телом и принялась заламывать руки, всхлипывать и бормотать, что все это так неожиданно, а затем бросилась на пол перед Антти, обвила руками его колени и без всяких женских штучек прорыдала:

— Всей душой желаю я быть тебе верной женой, благородный господин Антти! Никогда не смела я даже мечтать о таком счастье, ибо я — лишь бедная сирота, ограбленная и обесчещенная! Если хочешь ты обвенчаться со мной, то буду я с тобой и в радости, и в горе, разделю все твои труды и заботы и всегда стану слушаться тебя и повиноваться тебе! Только об одном прошу я тебя: позволь мне сохранить мою христианскую веру — и пусть какой-нибудь почтенный священник свяжет нас супружескими узами!

Антти от волнения вновь прошиб пот. Великан нежно гладил плечи красавицы, а потом, повернувшись ко мне, проговорил свистящим шепотом:

— Микаэль, брат мой, окажи мне еще одну услугу — быстро приведи сюда священника, пока она не передумала! Если через час ты не появишься здесь со святым отцом, я возьму девушку под мышку и убегу с ней из Вены, бросив тебя тут на произвол судьбы.

Антти был в таком отчаянии, что и впрямь мог исполнить свою угрозу. И потому я пошел посоветоваться с нашей хозяйкой.

Та сказала, что знает одного достойного доверия священника, готового в любое время суток свершать христианские обряды, не задавая лишних вопросов, — лишь бы ему хорошо платили. Его уже не раз приглашали ночью в этот дом: не далее как на прошлой неделе ему пришлось дважды отпускать здесь грехи умирающим.

Выслушав хозяйку, я дал ей золотую монету и попросил послать за святым отцом, ни словом не обмолвившись о том, что на этот раз речь идет о венчании.

Потом я вернулся в комнатку на чердаке, к теплому очагу, дабы убедиться, что Антти не исполнил своей угрозы и не оставил меня в Вене одного.

Когда я открыл дверь, Антти быстро отдернул руки от плеч красавицы и бросил на меня гневный взгляд, но тут же успокоился и, придя в доброе расположение духа, промолвил:

— Прости мне мои резкие слова, Микаэль. Сегодня — самый прекрасный день в моей жизни. Разве мог я когда-нибудь мечтать, что меня полюбит такая прелестная и благородная дама? Когда я смотрю на нее, сердце мое едва не разрывается от счастья!

В этот миг мы услышали в коридоре шаги священника; я распахнул дверь, чтобы впустить его, и к своему величайшему изумлению обнаружил, что мне хорошо знакомо это опухшее багровое лицо с покрытым красными прожилками носом.

Передо мной, облаченный в сутану, с тонзурой^[10] на голове и реденькой неряшливой бородкой, стоял человек, который в пору моей учебы в Париже дал мне первый — и весьма дорого обошедшийся — урок лицемерия и измены.

— О Господи! — воскликнул я. — Владыко небесный! Вот так святой отец! Да это же Жюльен д’Авриль, парижский мошенник, выскользнувший из петли! У кого ты украл эту сутану? И вообще, почему ты еще жив?! По тебе давным-давно виселица плачет! Должна же быть на свете хоть какая-то справедливость!

Это действительно был Жюльен д’Авриль — хоть и сильно постаревший и опухший от пьянства еще больше, чем раньше. Узнав нас, он мгновенно побледнел, и лицо его стало пепельно-серым. Однако этот стреляный воробей быстро взял себя в руки, заключил меня в объятия и, дыша мне в лицо винным перегаром, уронил слезу и проговорил:

— Ах, дорогой мой мальчик, Микаэль из Финляндии! Как я рад вновь увидеть твое открытое честное лицо! Будь благословен сей день, подаривший мне новую встречу с тобой! Как ты поживаешь — и зачем тебе понадобилась помощь Святой Церкви, да еще столь срочно, что ты вытащил меня, старого больного человека, посреди ночи из постели?

Описанием этой неожиданной встречи я, пожалуй, и закончу повесть об осаде Вены и о наших с Антти приключениях за стенами и в стенах этого города и начну новую книгу, которая расскажет, что было с нами дальше.

Книга вторая

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

1

Антти, узнав Жюльена д’Авриля, испытал глубочайшее потрясение, но сумел быстро взять себя в руки и, проявляя должное уважение к духовному сану, примирительно сказал:

— Кто прошлое помянет, тому глаз вон! Я давно забыл обо всем и не держу на тебя зла, господин Жюльен, хотя, справедливости ради, вынужден заметить, что в свое время я готов был заживо содрать с тебя шкуру и развесить ее сушиться на большом суку. Однако все мы не без греха, и потому не мне первому бросать в тебя камень. Но все же скажи, в самом ли деле ты стал духовным лицом и посвящен в этот сан Святой Церковью? Имеешь ли ты право исповедовать, причащать и исполнять церковные обряды?

Жюльен укоризненно посмотрел на него и ответил:

— Как ты мог усомниться, сын мой? Неужели ты думаешь, что я обманщик и плут? Забудь о моих прежних грехах и зови меня просто — отец Жюльен, ибо вся Вена знает, какой я благочестивый и набожный капеллан^[11].

Услышав это, Антти не стал больше медлить и громко вскричал: