Крест и король

Вальгрим не слушал. Хмуро глянув на Бранда, он протянул руку, ухватился за копье в руках Шефа и повернул так, чтобы прочесть руны. Через мгновенье он отпустил копье, повернулся и молча ушел.

– Ему это не понравилось, – пробурчал Бранд. – Что там написано?

– «Гунгнир». Но копье все равно не мое. Я взял его у Сигурда Рагнарссона.

Большинство жрецов Пути последовали за своим главой, остались только Торвин и Ханд. На смену жрецам подошла другая группа, под голубым с серебром знаменем. Шеф уставился на рисунок: странная картинка, рычащий зверь как будто душит себя одной лапой и когтит лапу другой. Шеф опустил взгляд, и оказалось, что он стоит лицом к лицу с самой сногсшибательной женщиной, какую когда-либо встречал.

Если бы кто-то описал ее, Шеф не счел бы ее красивой. С детских лет представление о красоте связывалось у него с Годивой: высокая, тоненькая, с темными волосами, серыми глазами и с идеальными пропорциями, которые она унаследовала от своей ирландской матери-рабыни. А эта женщина была тигрицей против грациозной пантеры: ростом с Шефа, с широкими скулами и широко посаженными огромными зелеными глазами. Ее груди распирали темно-зеленое платье, и крепкие бедра рельефно выделялись при ходьбе. Две длинные косы, придавленные низко надвинутым на лоб тяжелым золотым обручем, обрамляли ее лицо и свисали на плечи. Но она была не молода, с запозданием заметил Шеф, раза в два старше, чем он и Годива. Рядом с ней шел мальчик лет десяти.

Смутившись и не желая встречаться с ней взглядом, Шеф склонился к мальчику на одно колено.

– А ты кто?

– Я Харальд, сын короля Хальвдана и королевы Рагнхильды. Что случилось с твоим глазом?

– В него ткнули раскаленной иглой.

– Больно было?

– Прежде чем все кончилось, я лишился чувств.

Мальчик посмотрел презрительно.

– Это не было drengiligr. Воины не лишаются чувств. Ты убил того, кто это сделал?

– Я убил того, кто был в этом виноват. Тот, кто это сделал, стоит здесь, как и тот, кто держал меня. Это друзья.

Мальчик пришел в замешательство.

– Как они могут быть твоими друзьями, если они ослепили тебя?

– Иногда от друзей принимаешь то, что не потерпел бы от врагов.

Шеф запоздало понял, что бедро матери мальчика находится в каких-то дюймах от его пустой глазницы. Он поднялся, ощутив при этом жар, идущий от женского тела. Здесь, на пристани, в окружении десятков людей, он ощутил, что его мужское естество напрягается так сильно, как не могли его разбудить все старания девушки в Дитмарше. В следующий миг он ощутил позыв опрокинуть ее на деревянный настил – если только хватит сил, в чем он сомневался.

Королева испытующе смотрела на него, угадывая, по-видимому, что он чувствует.

– Итак, вы придете, когда я позову, – молвила она и удалилась.

– А кто бы не пришел? – пробубнил Бранд у Шефа над ухом.

Не слушая его воркотни, Шеф глядел вслед зеленому платью, резко выделяющемуся на белом снегу. Тут до его ушей донесся перезвон, который он узнавал сразу: динь-динь молота кузнеца и бом-бом кувалды молотобойца в работающей кузне. И другие звуки, неразгаданные.

– У нас много чего найдется показать тебе, – сказал Торвин, пробившись наконец к своему бывшему подопечному.

– Точно, – сказал Бранд. – Но сначала в баню. Я вижу в его волосах вшей, и мне противно, даже если королеве Рагнхильде они нравятся.

* * *

– Он сошел на берег, одноглазый и с копьем в руке, на котором написано «Гунгнир», – рявкнул Вальгрим. – Что еще он мог бы сделать, чтобы выдать себя за Одина? Ехать на восьминогом коне? Он богохульник!

– У многих людей один глаз, – отвечал Торвин. – А что до рунической надписи «Гунгнир», так не он ее вырезал. Единственная причина, почему у Шефа это копье – его метнул в него Сигурд Змеиный Глаз. Если кто и богохульник, так это Сигурд.

– Ты нам рассказывал, что, когда он две зимы тому назад возник перед тобой из ниоткуда, он заявил, что пришел с Севера.

– Да, но он только имел в виду, что пришел с севера своей страны.

– И все же ты представил дело так, словно этот случай доказывает – он Тот, Кого мы ждем. Будто бы он – Тот, Кто придет с Севера, чтобы ниспровергнуть христиан и вернуть мир на пути истинные. Если нынешнее подражание Одину – случайность, тогда и то, что он тебе сказал – тоже случайность. Но если сказанное им было знаком богов, тогда и сейчас нам был знак. Он ведет себя, как Один. Но я, жрец Одина в этом святилище, утверждаю, что к такому, как он, не может благоволить Один. Разве он не отказался от жертвоприношения Одину, когда армия христиан была в его власти?

Торвин молчал, не зная, что противопоставить логике Вальгрима.

– Я могу утверждать, что он один из тех, кому являются видения, – вмешался Хагбарт. – И не только во время сна.

Присутствующие жрецы, все двадцать, взглянули на него с интересом. На этот раз они не сидели кругом и не устраивали ритуальное ограждение из ягод рябины вокруг копья и очага: пока их разговоры велись просто так, не под оком их богов. Однако говорить о признаках святости не запрещалось.

– Откуда ты знаешь? – фыркнул Вальгрим.