Крест бессмертных

До сего дня им как-то удавалось избежать прямого столкновения с Завидом и его ватагой, но любое везение когда-нибудь заканчивается.

– Спасибо, – пояснил Завид. – Скажи: «Спасибо, дяденька Завид. Буду теперь смотреть, куда пру». Повтори.

Сейчас Акимка точно заплачет, подумал Лёшка. И тогда всё станет ещё хуже.

– Эй, Завид, – сказал он, подходя. – Отдай-ка мне «чижа». Он не твой.

– Ой, Завид, – передразнил Завид. – Отдай-ка мне «чижа». А то что, Попович? Что будет, коли не отдам?

Прозвище Попович прилипло к Лёшке с тех времён, когда его мать, Любава, была замужем за его отцом – рязанским попом Леонтием. Два с лишним года назад, весной, Леонтий провалился под лёд на Оке, возвращаясь домой из ближайшего большого села, куда его позвали на отпевание, поскольку местный поп, накануне перебрав хмельного, свалился с лестницы, ведущей на колокольню, шибко ударился головой и не мог самостоятельно подняться с лавки.

На берег Леонтию выбраться удалось, но застудился батюшка крепко и умер от горячки через полторы седьмицы – не помогли ни молитвы, ни медвежье сало, ни горячее молоко с мёдом.

С тех пор Лёшка и две его младшие сестры – Иванка и Богдана росли без отца.

Семья особо не бедствовала – поп Леонтий, хоть и служил Богу исправно и заповедь «Возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе» не забывал, но и пословицу «на Бога надейся, а сам не плошай» тоже помнил, а посему после его смерти нашлось вдове чем детей прокормить.

Да и сама она была искусной вышивальщицей, без дела не сидела, понёвы, рубахи и пояса с её вышивкой раскупались влёт на городском торжище не только в Рязани, но и на ярмарках в Муроме, Владимире, Суздале. Рассказывали даже, что видели их в набирающей людей, силу и славу Москве.

Ну и огород, понятно, выручал, как выручал он всегда и всех русских людей. Про речку с рыбой и леса с летними грибами-ягодами и речи нет.

Не бедствовала-то не бедствовала, но мужской руки и мужского веского слова в доме не хватало. С дочерьми мать ещё как-то управлялась, да и были они по характеру спокойными, удобными в воспитании. Не то – Лёшка. Нравом, статью и повадкой, как говорили, пошёл он в покойного прадеда по матери, носившего имя Незван – человека горячего, ловкого и заводного.

«За словом в карман не полезу, охочую до ласки девку не пропущу и всегда готов на веселое дело и чашу с мёдом» – так, по рассказам матери, любил хвастаться Незван (особенно подвыпив), и хвастался не зря, хоть и было ему уже хорошо за семь десятков лет!

– Больно будет, – сказал Лёшка. – Он принял решение и теперь прислушивался как начинает бурлить в крови весёлая бесшабашная отвага – всегдашняя спутница его мальчишеских выходок, забав и драк.

– Нарываешься, Попович?

– Ага. Хочу посмотреть, против кого ты молодец, а против кого овца.

– Это я овца?

– Сам признался, – обидно рассмеялся Лёшка. – Овца, дурная с лица. Шерстью богата, да жаль умом коротковата!

Тут не выдержали и рассмеялись Ждан с Милованом и даже мелкий Акимка.

Этого уже Завид стерпеть не смог. Бросил «чижа» на землю и попытался сгрести Лёшку за грудки. Лёшка отшвырнул его руку и тупым концом биты резко сунул Завиду «под ложечку».

Не совсем честно, поскольку Завид шёл на него с голыми руками, но был он старше, выше ростом и гораздо сильнее. «Ты, конечно, можешь подставить врагу другую щёку, – учил его когда-то отец. – Ежели стремишься к святости. Более того – твёрдо рассчитываешь достичь оной. А нет – бей в ответ. Да так, чтобы обидчик не поднялся. Грех твой Бог простит на исповеди, зато сам цел останешься, а обидчик вдругорядь подумает, прежде чем тебя тронуть».

Поп Леонтий имел свой особый взгляд на вещи, включая отношения с Богом, и сына воспитывал соответственно.

Прихожане его тоже любили. В особенности те, кто смирение не считал своей главной добродетелью.

Завид хекнул, но не остановился, а размахнулся и со всей дури врезал Лёшке кулаком по уху.

Хотел врезать.

Лёшка предугадал и увидел этот удар, нырнул под руку противника и, когда чужой кулак пролетел над его головой, уронил биту на землю и коротко, без замаха, врезал в ответ.

Тоже кулаком.

В горло.

Быстро и точно.

Завид остановился, качнулся. Захрипел, стараясь вдохнуть воздух, который почему-то никак не хотел входить в лёгкие. Ухватился правой рукой за горло. Левая при этом производила какие-то беспорядочные, словно не зависящие от воли хозяина, движения. В глазах Завида, только что полных опасной угрозы, теперь плескался неприкрытый панический страх.

– П-х-хгы-хх, – выдавил он. Затем краска волной прилила к его лицу, и Завид повалился на землю. – Х-хх-хр-р.

– Чего хочешь? – Лёшка участливо наклонился над поверженным врагом. – Ещё? Как по мне, тебе хватит. Но если очень хочется, то могу добавить. По старой дружбе. Добавить? – он поднял кулак.

Завид отрицательно замотал головой. Он уже дышал. Кое-как, со свистящим хрипом, но дышал.

– Вот и лады. Живи покуда.

Лёшка выпрямился, огляделся. Прихлебатели Завида растерянно топтались неподалёку.