Крест

В мастерской колонии на стене рядом с пожарным щитом плакат — «Сегодня 15 января 2022года. До завершения работ остается 40 дней!». По центру мастерской на сдвинутых слесарных верстаках православный крест. Здесь, в тесной мастерской, он кажется особенно большим. Двое заключенных протирают крест ветошью, очищая от ржавчины, а третий — светловолосый молодой человек аккуратно наносит на него полоски сусального золота.

Входит начальник колонии Владимир Юрьевич Шейнин. Тучный, как всегда обильно потный, лысеющий мужчина, лет пятидесяти. Берет за локоть и отводит в сторону светловолосого заключенного.

— Как дела? В сроки укладываемся?

— Да. Успеваем.

— Ну, молодца! — не отпускает локоть Шейнин, — ты ведь понимаешь, Владимирский, что мы с тобой святое дело делаем. Пятнадцать лет церковь без креста простояла. А это же…, это же…, считай, символ России нашей! И вот отыскался, наконец, спонсор. Депутат местный. Это же здорово? Согласен?

— Да.

— А ты понимаешь, чего мне стоило получить этот заказ? Мы еще и устанавливать будем. Это же не только деньги нам в колонию, но и честь какая! Понимаешь?

— Понимаю.

— Понимаешь, а вместе с тем отказываешься подписать акт — переходит на шепот Шейнин.

— Там расход завышен в несколько раз. Я понимаю, золотили бы, скажем, унитаз, а то крест! Как-то не по-божески! — голос заключенного звучит громко и твёрдо.

— Не надо орать, не глухой, — интонация полковника Шейнина принимает грозные оттенки, — то есть, ты подписывать акт отказываешься?

— Считайте, что так! — Владимирский абсолютно невозмутим.

— Тебе же еще пять лет трубить до звонка. А помнишь, я тебе говорил о возможном досрочном освобождении? — Шейнин сильнее сдавливает локоть Владимирского.

— Помню.

— И, что? Все равно не подпишешь?

— Не подпишу!

— Ну, смотри! Пожалеешь! Продолжай работу, — Шейнин отпускает локоть собеседника и покидает мастерскую.

__________

Тюремные кирпичные стены, сторожевые вышки, колючая проволока. Оглушительный шум мотора вертолета. Снизу сверкает золотой православный крест. Медленно опускаются два металлических каната с карабинами. Подбегают заключенные и быстро, как по команде, закрепляют карабины в отверстиях креста. Молодой парнишка — вертолетчик тянет на себя рычаг управления, и машина с крестом взмывает в небо. Машут шапками-ушанками заключенные, как-то по-доброму улыбаются обычно мрачные охранники. И никто даже не успевает заметить мужчин, выходящих из дверей административного корпуса колонии. Двое знакомых нам, но заметно постаревших милиционеров, крепко ухватив за локти тащат в тюремный двор упирающегося тучного полковника внутренних войск. Дойдя до центра двора, Шейнин падает на колени и скованной наручником правой рукой неистово крестится, устремив испуганный и, вместе с тем, какой-то просветленный взгляд в сторону парящего над его бывшим местом службы золотого православного креста.

__________

Сделав круг над заснеженным городом, вертолет с раскачивающимся на тросах крестом, приближается к заполненной людьми площади с церковью. На самой вершине купола, обвязанные страховочными поясами трое мужчин в серых шапках-ушанках и тюремных ватниках. Невдалеке, перед входом на лестницу как часовые у мавзолея застыли двое охранников с автоматами. Чуть ниже на площадке беседуют двое мужчин. Один из них Отец Александр — настоятель храма. Второй, с хищным, заросшим черной щетиной лицом — местный депутат Феликс Ильич Железнов. Сквозь гул винтов вертолета слышны обрывки фраз.

… хотя бы только прикоснуться… — с легкой бандитской хрипотцой голос депутата.

— Вы заслужили право… — голос Отца Александра, — только, ради…, будьте осторожнее! Рацию возьмите, мало ли… И еще раз, спасибо… это огромный вклад.

— Да, одна позолота более ста тысяч зелени… — голос депутата, — но на святое дело…, а тут ещё… заваруха эта…, СВО, Донбасс… Не случайно, наверное.

— Я не политик. Не знаю… Но ведь, действительно, день в день… Прямо благословение… Значит всё правильно!

— Что правильно?

— Что начали спецоперацию…

— А правильно ли? Люди погибнут, много людей…! И зря!

— Почему зря? — голос священника.

— Потому, что всё равно войну проиграют. И не станет России!

— Россия была и будет всегда! Не могу предсказать итогов спецоперации, но уверен, что теперь…, нет снова, с Россией будут считаться! Любя ее, или ненавидя, уважая, или примитивно боясь…, это даже не столь важно. Важно, что с Россией будут считаться! Так что, нет! Не зря!

— …Помните, пятнадцать лет назад, в детском доме… крест упал… и все погибли… все!.. кроме меня… А что если сегодня, именно, сегодня, опять упадет крест и погибнут десятки, или даже сотни людей на этой площади? Может быть, это вас переубедит? Вы напрасно меня…