Крест

- Услышал, что, что-то творится, решил прийти на работу, в телецентр. И надо же - оказался среди осаждавших. Как раз, когда грузовиком разбили вход. Иду с ними. Они мне говорят, парень, ты бы лег, из гранатомета стреляют. Казалось чушью ложится на грязный асфальт, но увидел упавшего простреленного и лег. Пролежал часа полтора. Били с крыш. Выстрелы, автоматные очереди, вход горит. Подъехал бронетранспортер. Еле успел откатиться, иначе раздавило бы меня, как кого-то лежащего рядом, не знаю был ли он раненый или уже мертвый. Месиво мяса, кровь. В бронетранспортере открылся люк. Спрашивают, ты кто? Что отвечать? Русский я. А вы кто? От президента моей страны или спикера парламента? Или того, кто себя объявил еще одним президентом? Отвечаю, я раненый. Помолчали, опять спрашивают, ты кто? Сообразил, отвечаю, журналист. Ползи сюда. Не могу, стреляют. Ладно, мы сейчас долбанем, а ты к нам перебирайся. Долбанули, я успел полпути прокатиться. Попросил повторить. Долбанули еще, да пулеметом по верхам. Втащили в люк. Обыскивают меня, а я обмяк, улыбаюсь просвистела коса пустоглазой мимо.

Экраны зажглись, словно власти наконец-то очнулись, открыли глаза. Работала запасная студия. Шел поток людей, они говорили, говорили, говорили... Говорили те, кому и так ничего не оставалось, как говорить, молчали те, кому было положено действовать. Кроме призыва идти к зданию Моссовета. За кем? Кого защищать, против кого обороняться? Ходили уже раз к Белому Дому, ждали безоружные ночью штурма и танковой атаки на мосту. Хорошо, что армия тогда не "долбанула", как бронетранспортер у Останкино. Казалось, победили тогда, раскрошили пьедесталы, взяли власть, чтобы больше такого никогда не было. А теперь кто и с кем ее делит? И как он силу эту непомерную употребит потом...

Утром город буднично пошел на работу, в магазины, по делам, никто не остановил сограждан. И падали люди, от пуль, прошивающих шею, аорту, кишки... Смерть гуляла по улицам города, настал ее час, ее время. Мать двоих детей подошла к окну в своем доме и упала, будто всю свою жизнь прожила в ожидании этого выстрела. Словно кролики под взглядом кобры, шли, перебегали, лезли именно туда, где всего опасней. Особенно, молодые. А потом скорая помощь отвозила раненых, убитых просто складывали в сторонке. Молодая девчонка... парень... еще парень... Рядом шли репортеры, операторы с видеокамерами, благодаря им, как в зеркале, отразился лик столицы в кровоподтеках.

В скверике, неподалеку от Белого Дома, качаясь с похмелья, некие, похожие на бомжей, деловито выстраивали рядком самодельные фауст-патроны бутылки с бензином, заткнутые тряпками. Подошла женщина. Простое, крестьянское лицо, жалостливо посмотрела, спросила осторожно, как же это вы в своих бросать будете, убьете же, не приведи, Господь, а у меня сын в армии. Дура старая, ответили ей, иди отсюда, мы за твою же свободу боремся, против ихнего ига.

Танки, лязгая гусеницами, урча сизыми выхлопами, вышли на набережную и на мост. В Белый Дом снаряды всаживали в упор, среди муравейника гражданского населения, на весь мир шла трансляция шоу-расстрела. Поначалу валил черный дым, потом взвились языки пламени, пожар никто не тушил и за несколько часов Белый Дом стал наполовину Черным. Словно Черная часть человеческой души взяла верх, одолела Белую.

А граница меж Белым и Черным - тот самый рубеж, то лезвие, рассекшее сообщество на "своих" и "чужих". Какой-то иностранный корреспондент, коверкая слова, просил Леонида, скажите в микрофон, а я передам на весь свет, что в России идет гражданская война. Леонид тогда воспротивился гражданской войны быть не может, Родина, значит, родные, единая по крови и языку нация.

А позже невесело признался самому себе: если, как на исповеди, взглянуть правде в глаза - все чужие друг другу. Как может быть "своим" "президент" Борис Николаевич, в ведь он клялся сыном своим и "пацанкой"? Или Петухов, бросивший Николая, когда к нему пришли... Тесть и теща, отнявшие у Леонида дочку, а потом и жену... Брат... Ерничал Николай над нательным крестиком Леонида в бане с высоким гостем, а недавно крестился всей семьей...

Октябрь, опять в октябре, как и семьдесят шесть лет без малого назад, пирамида России треснула, отслоив на "своих" и "чужих", на тех, кто у власти и при власти над этой землей, и тех, над кем эта власть есть. А расстрел Белого Дома убил наивную веру в торжество истинной демократии да быть того не может в стране, где извечно воровали, где даже в сказках своя мечта - чтоб рай земной чудом построился, по щучьему велению, да по моему хотению...

Бесконечна была русская равнина, однообразны жизненные устои, обычаи и занятия живущих на ней - так и возникло единство, приведшее к единому государству на равнине. Единому против врагов и нашествий.