Нафтали поднялся ей навстречу, он держался неплохо, в принципе, учитывая все сопутствующие обстоятельства. Толик же уставился в стол, скрестил руки на груди и энергично качал чубатой головой в знак того, что очень недоволен. Выражение белого широкого лица его с красными пятнами румянца на скулах и тяжкое молчание отражало полное неприятие и презрение к ситуации. «Чайник, Толя, поставь, завари покрепче, мы сейчас вернемся», – сказала она зятю. Тот сидел, не показывая вида, что слышал. Он был неподвижен, как будто спал, похожий на белолицего застывшего сфинкса, со сбившимся набок коком темных волос и зло поджатыми алыми губами.
Нафтали вышел за женщиной на улицу. Он выглядел понуро, ему было не по себе. Они остановились на автостоянке с одинокой салатного цвета машиной марки пежо-404, поставленной параллельно тротуару. Елизавета Залмановна обернулась к Нафталию, она была с ним одного роста. При ее негромких, но внятных словах:
«У меня к вам просьба, уважаемый Нафтали», – какая-то тоска схватила его за сердце цепкой жесткой рукой. Он поднял к ней лицо, и она сказала: «У нас в том поселке через дом от нас в номере 104-а живет один пожилой дядя, такой плотный неприятный персонаж, никогда не смотрит в глаза». – «Вы имеете ввиду Мевасерет Цион, да?», – спросил Нафталий. Тоска никак не отступала, он ждал чего-то необратимого, так просто эта история кончиться не могла. Женщина говорила размеренно, голос ее звучал не слишком отчаянно, но очень тревожно.
«Мне больше не к кому обратиться. Анатолий Иосифович, сами видите, настроен отрицательно ко мне, в полицию я жаловаться не пойду, это невозможно. Вы мне как подарок с неба, потому я и обращаюсь к вам, Нафтали».
Он облокачивался о новенькую бетонную тумбу, зачем-то возведенную здесь. Неисповедимы замыслы мэрии вечного города Иерусалима, отцы этого города не дремлют. Нафтали поднял голову, в глазах его был вопрос: «Что вам нужно от меня и моей жизни, Елизавета, забыл ваше отчество?». Позывы тошноты были неудержимы. «Я хочу, чтобы вы сломали ему руки, обе руки», – воскликнула Елизавета Залмановна. «Простите меня, я на минуту», – Нафтали отошел на несколько шагов, перегнулся через барьер из крашеных зеленых труб, его обильно и бурно стошнило на кустики, высаженные по вспаханному склону. У него был чистый платок, которым он утер рот, лицо, шею, глубоко вздохнул пару раз и вернулся к теще Толика. «Так чего вы хотите от меня? Обе руки ему сломать? А почему вы решили, что я могу это сделать? Кто я такой? И кто он такой? Чем он заслужил эту кару?», – Нафтали разговорился, у него не было выбора.
Елизавета Залмановна никак не смутилась от того, что произошло с Нафталием. Она производила впечатление человека, который всякое повидал в жизни. Она продолжала как ни в чем не бывало: «Этот человек допрашивал меня в кабинете конторы 37 лет назад, мучил меня, бил меня, унижал меня, угрожал убить. Не хочу его смерти, он мерзкий загнанный старый пес, его надо наказать, вы подходите для этого, как перчатка на руку. Анатолий, сами видите, какой он, и потом, он отказался, остались вы, я вас вычислила мгновенно, извините. Я в этом хорошо понимаю, вижу насквозь. Я заплачу вам из своей пенсии пять ежемесячных выплат, это все что у меня есть, это неплохо. Вы согласны?».
Шарфик ее развязался, лежал на плече, черты лица сдвинулись, она была взволнована, эта железная, наверное, безумная женщина.
– Почему вы решили, что я подхожу для вашей просьбы? – Нафталий и не думал соглашаться. Он тянул время. – Я далек от всего этого очень.
– Не скажите, я многое понимаю, вы идеально подходите.
– Знаете, Елизавета Залмановна, я все-таки откажусь, это невозможно, я не сумею, простите меня, – собрался с силами Нафтали. Мальчик лет восьми из дома напротив ловко набивал пятнистый мяч, действуя одной правой ногой. «Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь», – повторял он, стоя на крыльце у входа. Жена Толика остановилась в дверях парадного и позвала Нафталия в дом. «Идемте чай пить», – сказала она.
– Моя мама всегда говорит, что мстить нельзя, все будут наказаны сами, мы в этом не участвуем, – торопливо сказал Нафталий.
– Ваша мама не из России, наверное, простите меня, – отозвалась Елизавета Залмановна. У нее явно закончился заряд терпения для всего этого.
– Она родилась в Америке.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное