— Барин и жандарм в библиотеке кого-то карла поймали, — сказал слуга. — Карлик тот Константину Эммануиловичу руку прокусил, а жандарма пытался кинжалом заколоть. Но обошлось, слава тебе Господи, — лакей перекрестился, — ранил только слегка. Шуму было шуму.
— А где же теперь тот карлик?
— Да связали его и в подвал под замок. Я проходил мимо, слышу он там как змея шипит. Не ругается, не стонет, а именно что-то шипит и зубами клацает, — лакей снова перекрестился. — Ужас как напугал, нечисть настоящая.
— Слышали? — раздался позади секретаря голос Анны Владиславовны. — Вы всё слышали, Серёжа?
Секретарь обернулся. Голова его сильно кружилась, и он с трудом удерживался на ногах.
— Совершенно невероятные события.
— Да конечно, — ухватившись рукой за стену, Сергей Филиппович смотрел на юную хозяйку. — Карлик…
Пол ушёл из-под ног секретаря. Но падая и теряя сознание, он почему-то очень хорошо запомнил лицо девушки. Вопреки всеобщему волнению и испугу она выглядела необычайно счастливой.
Увы, кроме лишившегося чувств секретаря, никто в доме не обратил внимание на лихорадочное состояние Анны Владиславовны. Все были возбуждены происшествием с карликом.
Братьев Игнатовых хоронили тихо. Могилу вырыли вблизи могилы несчастных супругов Марьи и Ивана Турсовых.
Опоздав к отпеванию, Удуев приехал на кладбище, когда гробы на верёвках, один за другим, уже опускали в землю. Удуев встал молча. Было жарко, пахло полынью и этот запах, смешанный с запахом погоста, пьянил ротмистра.
Михаил Валентинович не спал уже две ночи, и глаза его слипались. Группа людей, стоявшая подле могилы, расплывалась перед ним будто в тумане.
Засыпали яму долго. Сухая земля с шорохом ложилась на крышки гробов и казалось, что шороху этому не будет конца.
Удуев повернулся и хотел уже уйти, когда его окликнул негромко знакомый голос:
— Ваше благородие, Михаил Валентинович, — он потёр глаза, но не сразу смог опознать подошедшую женщину. Только спустя минуту сообразил:
— Аглая?
Девушка кивнула и поправила чёрную косынку, прикрывая лицо.
— Я знаю кто их убил, — неожиданно сообщила она. — Если Вам это интересно, я могу доложить.
— Доложите, — усмехнулся ротмистр, — коли знаете.
Аглая подошла так близко, что её красивое лицо можно было разглядеть сквозь тонкую чёрную вуаль. У девушки были голубые глаза и очень яркие губы.
— Их убил Иван Бурса, — сказали яркие губы. — Не сам, не своей рукой. Он приказал кому-то убить и их убили. Они хотели отомстить за смерть своей сестры и были для Бурсы опасны.
— Я знаю, — устало кивнул Удуев, — знаю. Но всё равно, спасибо. — Он опять потёр глаза. — И, кстати, убийцу мы поймали.
— Того, кто убил, конечно, но не того, кто приказал, — в голосе Аглаи прозвучало жестокая нотка. — Так ведь, Михаил Валентинович?
— Так, — согласился Удуев, — но не извольте беспокоиться, до этого негодяя Бурсы мы тоже доберёмся, я обещаю.
Глава 3
Трипольский не любил вина. Часто он просто выливал свой бокал. Бывало, тайно в цветочную кадку, а бывало, будто в шутку, прямо на пол или выплёскивал на стену. После шампанского у Андрея Андреевича ужасно болела голова, а, если он выпивал больше бутылки, то имел несчастную особенность буянить, а потом ничего не помнить.
После появления графа Виктора, безумно ревнуя, молодой дворянин кинулся в разгул и почти не посещал дома на Конюшенной. Накануне с гренадерами гуляли до утра, и как попал домой Трипольский совсем не запомнил.
Очнулся Андрей Андреевич от ужасной головной боли. Обнаружил себя лежащим на спине. Открыл глаза, напрягся, пытаясь припомнить прошедший вечер, и вдруг припомнил совсем другое.
Вечер будто смыло из памяти, но зато всплыл тот давнишний разговор с Виктором, происшедший в «Черном петухе» в Париже два года назад. Припомнился с точностью до слова.
— Господи, — сказал Андрей Андреевич, присаживаясь на постели и хватаясь за голову. — Господи! Как же я мог подобное позабыть?! Но коли всё это так, коль я не путаюсь опять, то чести Анны Владиславовны Покровской угрожает серьёзное испытание!
Он подёргал за шнур звонка, и заспанный денщик помог Трипольскому одеться.
— Но куда уж вы в такую рань, барин, ночь ещё на дворе? — простонал он вслед Андрею Андреевичу, с трудом переставляющему ноги, но уже выходящему из дома. — Погодите хоть час, покуда рассветёт. Да Вас и не пустит никто в дом, барин. Аглая Ивановна сердиться будут. Опять поругаетесь.
«А ведь верно, — сообразил Трипольский, возвращаясь в дом, и сразу же устремляясь в комнату своей прелестной рабыни. — Что, если я перепутал, если мне весь ужас только приснился? Так ведь и осрамиться можно. А коль я ошибся? Но коль я ошибся, Аглая поправит, она была тогда в «Черном петухе» и слышала весь наш безумный разговор. Она была там, она всё помнит».
— Аглая! — закричал он, ударом кулака распахивая дверь. — Аглая!
Девушка мгновенно проснулась и села на постели. Подтянула одеяло к груди, потом правой рукой поправила ночной чепец.