Крепостной шпион

   — Со дня на день мы их получим, — Бурса спрятал конверт в ящик стола и запер его на ключ.

Он взял перо, обмакнул в чернила и хотел уже было написать на листе первое имя, начав список приглашённых, но вдруг, сообразив что-то, повернулся к своей невежливой гостье. Он непринуждённо перешёл с братского «ты» на светское «вы», тем самым давая понять, что разговор между ними как членами тайного общества окончен.

   — Да, совершенно позабыл, — сказал он, — попрошу вас, Наталья Андреевна, через неделю быть хозяйкой на приёме в честь восемнадцатилетия моей племянницы. Если позволите, я вас первой вынесу в список приглашённых.

За два дня до празднования восемнадцатилетия Анны Владиславовны, и отчаявшись получить официальное приглашение, Василий Макаров всё же решился. Решение, на этот раз, было трезвым.

«Приду-ка я к дядюшке и попрошу руки. Отца у неё нет, — размышлял он, пересекая улицу, и направляясь к четырёхэтажному особняку. — Приданое даёт он. К кому же ещё? Откажет? Конечно откажет, ни одного шанса у меня. Но даже и не имея ни одного шанса, я должен так поступить. Ей грозит опасность, и я приму любой позор, ни ради себя — ради неё. Иначе я трус и больше никто. Иначе сам себя уважать никогда уж не буду. А если чудо, а если он даст согласие? Пойду.

Сердце Василия Макарова, как он не уговаривал себя, билось сильнее нежели при штыковой атаке, когда неприятель превосходил числом втрое, и шансов остаться живым почти не было.

Парадная дверь распахнулась. Перед глазами офицера потемнело, и он с трудом ориентировался куда ставить ногу. Сверкающие солнцем зеркала вокруг совсем сбивали его.

   — Прошу вас, — камердинер, наряженный в синюю узкую ливрею и огромный напудренный парик с круглыми буклями, растворил перед Василием следующую дверь и сказал: — Его Превосходительство Константин Эммануилович готовы принять Вас. Пожалуйста, за мной.

Василий узнал этот голос. Именно этот голос, тогда ночью, призывал ловить вора и разбудил весь дом. Камердинер, может быть, даже видел его там, на лестнице, с нелепою шапкой в руке, и мог теперь опознать ночного посетителя, но обошлось — не опознал.

Чудо не произошло.

Бурса принял молодого офицера у себя в кабинете. Он был вежлив, а ирония хозяина дома лишь только чуть проскальзывала в его взгляде.

   — Я прошу руки Вашей племянницы, — после официального представления, с трудом ворочая языком, выдавил из себя молодой офицер. — Я понимаю всю неожиданность моих слов, может быть, их абсурдность…

Он сбился на полуслове и с ужасом понял, что лицо его теперь совершенно обескровлено, бело как лист бумаги, что руки дрожат, а подошвы сапог накрепко приклеились к паркетном полу.

   — Ну, от чего же абсурдность сразу? — искренне улыбнулся Бурса. — Я не возражаю. Женитесь на Анне. Вы — боевой офицер, симпатичный молодой человек, почему же неожиданность. Девушке исполняется 18, напротив, так должно быть. Собственно, Вы первый, кто просит у меня её руки.

   — Значит Вы… — Василий непроизвольно шагнул к столу, за которым сидел Бурса, и при этом зачем-то схватился за рукоять своей сабли. — Значит, вы даёте согласие?

   — Я не против, — подтвердил Бурса, и тут же добавил: — но, хорошо бы у девушки сначала спросить. Она совершенно свободна в своём выборе, я здесь не указ. Так, что рекомендую обратиться в первую инстанцию. Анна Владиславовна согласна?

   — Виноват, Ваше Превосходительство, — Василий опять почти потерял голос, — но я не говорил с ней об этом.

   — Как же так, не говорили?

   — Простите! Не имел чести быть представленным Анне Владиславовне. Не знаком.

От только что лукавого, доброжелательного выражения лица Константина Эммануиловича не осталось и следа. Бурса чуть не поперхнулся от удивления.

   — Так когда же вы успели принять столь важное решение?

   — Видел, — отступая на шаг и сильнее сдавливая рукоять сабли, проговорил Василий. — Видел только.

Он чувствовал, что по лицу его бежит холодная капелька пота.

   — Странно. Странно, молодой человек.

Давая понять, что визит окончен, Бурса взялся за лежащие перед ним на столе какие-то исписанные листы.

   — Что-то я не припомню, чтобы Вы посещали нас. — Бурса ногтем откинул крышечку бронзовой чернильницы и обмакнул перо. — Вы её в окно, что ли, видели?

Он что-то уже быстро записывал. Делал пометки на полях, менял листы.

Штора на окне была приспущена и в лёгком полумраке нужно было обладать великолепным зрением, чтобы прочитать хоть что-то.

   — Ну, так Вы не ответили, молодой человек, — Бурса по-прежнему не смотрел на своего гостя. — В окно Вы Анечку видели? Признавайтесь. Заметили тонкий силуэт за шторой и сразу влюбились?

Он что-то жирно зачеркнул, и опять обмакнул перо.

   — Признавайтесь, я прав?

   — Силуэт, — повторил за ним Василий.

Он не мог признаться в своём ночном визите, как не мог справиться с неутихающим волнением.

   — Так вы считаете, я должен у неё спросить?

   — Конечно.

Бурса опять что-то с удовольствием зачеркнул, щёлкнул пальцами, бросил перо и, отодвинув кресло, легко поднялся из-за стола.

   — Пойдёмте, я представлю вас друг другу.

Он усмехнулся тихонечко:

   — Жених!