Крепостной ансамбль Мангупа

Следует отметить, что в лицевом панцире куртины А блоки зачастую уложены на узкую грань (ложок), образуя однорядную простую орфостатную кладку, весьма ненадежную без прочного основания. В куртинах Б и В такой прием кладки не отмечается.

На некоторых квадрах с хорошо отесанной поверхностью, несомненно происходящих из более ранней постройки, встречаются куски прилипшего вяжущего раствора, насыщенного цемянкой; подобная картина наблюдалась и в постройках болгарской Плиски, где использовались строительные материалы из ранневизантийских построек (181, с. 15–22; 182, с. 87).

Толщина отрезка куртины А, пересекающего тальвег балки, достигает 3,5 м, это самая большая величина для выявленных оборонительных сооружений Мангупа.

Тыльный панцирь на обоих участках выложен из грубо отесанных, более мелких по размерам, чем в лицевом панцире, блоков.

Важная особенность второго участка куртины А состоит в том, что основанием для него является не материковая скала, что типично для всех сооружений ГЛО первого периода, а культурный слой, представляющий собой землю черного цвета, насыщенную фрагментами позднеантичной и раннесредневековой керамики (не позднее VII в.). Этот слой выявлен на всех раскопах, заложенных в устье Лагерной балки. В нем найдены римские и византийские монеты от Юлии Домны до Юстиниана I. Вряд ли такая строительная особенность куртины А связана с поспешностью при ее возведении. Скорее здесь нужно видеть определенную архитектурную традицию. Важно отметить сходство наблюдаемой картины со строительными приемами в фортификации Подонья и Северного Кавказа, где в крепостях VIII–IX вв. часто встречается постановка стен без фундамента на грунт, нередко даже прямо на дерн, без какой-либо инженерной подготовки поверхности (250, с. 66). В качестве примера можно привести Саркел (277, с. 14), Маяцкое (161, с. 10–11), Хумаринское (38, с. 17–18; 39, с. 97) городища. Сознательное следование этому принципу при сооружении куртины А проявляется и в том, что на северо-западном ее фланге толщина земли над скалой невелика, от 0,5 до 1,0 м, тем не менее здесь не было сделано попытки вырыть котлован и поставить стену на материковую скалу. Несколько иная [112] ситуация отмечаетсй на противоположном фланге, о чем будет сказано ниже.

Естественно, что кладка на столь пластичном основании была подвержена деформации. В особенности страдал лицевой панцирь, представлявший собой щит для относительно монолитной забутовки. На участках раскопов IV и V отмечено сильное выпирание наружу 2–4 рядов блоков панциря, что при раскопках не позволило здесь продолжить углубление в подстилающий кладку слой до материка. Аналогичным образом вела себя кладка и на городищах Подонья, например на Ольшанском (106, с. 3).

Рис. 13. Укрепление А. XIV. Куртина А. Раскопы II–II-А. Стратиграфия.

По структуре куртина А также близка к оборонительным стенам тех немногих крепостей Хазарии, которые возводились с применением тесаного камня в кладке панцирей. Причем концы блоков, обращены к забутовке, не утапливались в нее, а только примыкали к ней (рис. 13). Однако видеть в таких деталях только хазарское влияние на крымскую фортификацию не приходится. Исследователи отмечают, что мастера-строители каганата перенимали технические достижения у более развитых соседей (210, с. 44). Кладка с применением квадров продолжала широко применяться на территории Первого Болгарского царства (218, с. 25). Можно добавить, что примеры крымских крепостей, с которыми хазары познакомились в конце VII–VIII вв., несомненно также оказали влияние на развитие их фортификации. Именно в Таврике Хазарский каганат имел наиболее тесный контакт с византийской культурой. Захват ряда крепостей в горных районах полуострова — Дороса (Мангупа), Эски-Кермена и других — позволил хазарам близко познакомиться с их военно-инженерными особенностями и, в то же время, передать некоторые собственные приемы местному населению, вероятно принимавшему участие в восстановлении оборонительных сооружений.

Следует отметить, что в качестве связующего в куртине А использован раствор с ничтожной примесью цемянки, по крайней мере визуально, близкий к примененному в куртине Б, что подтверждает мысль о влиянии местных ранних строительных традиций на втором этапе функционирования крепостной системы Мангупа.

Полная высота куртины может быть восстановлена с достаточной точностью по одному полному (раскопы VI–VI-А) и двум частичным разрезам участка (раскопы II–II-А и IV–IV-A). Она могла достигать 1 м на юго-восточном фланге и 8 м в районе тальвега (рис. 12–13).

Отметим еще одну планировочную особенность куртины А: ее кладка полного профиля, т. е. трехслойная однолицевая, заканчивается не дойдя 6 м до куртины Б. От этого места до стыка тянется лишь однорядная или местами двухрядная кладка из тесаных камней, продолжающих линию лицевого панциря, причем следов выборки забутовки не выявлено (рис. 14).