КРЕПОСТЬ ТЕЛЬЦОВ

Глаз состроил гримасу отвращения и снова завалился на спину.

– Более дерьмового развлечения ты не мог придумать?

– Да дослушай ты, бестолочь! – в сердцах выкрикнул Кинжал и осекся – не перешел ли он через грань? Но Глаз бровью не повел. – Дослушай, – уже поспокойней продолжил Мекит. – Я не просто сам пройду мимо любого твоего дозорного, я и тебя проведу под самым его носом. А уж после этого…

Кинжал сделал многозначительную паузу, и Глаз услужливо подал нужную реплику:

– Что после этого?

– Как что? Разве ты не захочешь достойно вознаградить преданного воина за столь бдительное несение службы?

Почти минуту Глаз соображал, нахмурившись и сдвинув брови. Мекит уже начал думать, что его усилия пропали даром, но лицо атамана вдруг прояснилось:

– А через пару постов сможешь незаметно пройти?

– Да хоть через три! – проявил щедрость Кинжал. – Главное, чтобы хватило времени потом повеселиться…

– Успеем! – сказал Глаз. – Дай-ка руку.

Мекит помог атаману подняться на ноги. Тот наскоро отряхнул себя от земли и остатков ужина и крикнул в пустоту:

– Званцо!

Кинжал вздрогнул. Нерожденный появился почти мгновенно, словно вырос из-под земли. Мекит с отвращением подумал, что этот недомерок, пожалуй, слышал весь их разговор. И хотя в этом разговоре ничего особенного не было, по спине пробежали мурашки гадливости.

– Званцо, мы с Кинжалом пойдем прогуляемся по лесу. Мне нужны два человека для охраны, – распорядился Глаз.

Нерожденный не сказал ни слова, только поднял вверх руку с четырьмя оттопыренными пальцами.

От группы располагающихся неподалеку солдат отделились четверо – два скорпиона, вооруженные легкими секирами и поясами метательных ножей, и два Нерожденных с кривыми широкими мечами.

Это был плохой расклад. Мекит, конечно, не надеялся, что даже после совместной дружеской попойки Глаз настолько доверится ему, что пойдет в лес вовсе без охраны. Но четверо… Мерзавец Званцо! Кинжал не мог себе позволить словесно прокомментировать инициативу помощника Глаза, но он усмехнулся. Очень, очень гадко улыбнулся, повернув лицо к атаману.

Это подействовало. Глаз оскалился и без замаха влепил Званцо тыльной стороной ладони по морде. Тот, возможно, смог бы уклониться, но счел за благо этого не делать, отшатнулся от удара и отер кровь с разбитых губ.

– Послушай ты, выродок! – бушевал Глаз. – Пусть я не учился в академиях, но до двух считать умею! Когда я говорю два человека, я имею в виду два человека! Не четыре, не шесть и не дюжину! Я командую этой армией, только я! Во всем, ты понял это?!

Званцо кивнул. К неудовольствию и беспокойству Кинжала, он не выглядел ни испуганным, ни даже хоть как-то расстроенным.

– Да, атаман. Командуешь только ты. Я понял свою ошибку и больше не повторю ее.

Это остудило Глаза. Он еще сквозь зубы пробормотал какие-то ругательства в адрес Званцо, потом неприязненно глянул в сторону Нерожденных и махнул рукой скорпионам:

– Вы двое, за нами. Если вам не понравится поведение этого человека, убейте его.

Кинжал поперхнулся.

– Заешь, Глаз… При всем моем уважении, я бы попросил тебя как-то почетче формулировать…

– Не переживай, – Глаз пожал плечами. – Они меня правильно поняли.

Кинжалу оставалось только изо всех сил на это надеяться. Поначалу он пожалел, что с ними пошли именно скорпионы, а не Нерожденные, но потом, взглянув на спокойное лицо Званцо, понял все и решил, что выпавший вариант даже лучше…

Мекит, словно желая достичь максимального эффекта, предложил Глазу самому выбрать пост, который он, Мекит, берется обставить. Единственным условием он положил нахождение поста в лесу, а не посреди чистого поля.

Глаз пожал плечами, подумал недолго и двинулся в западном направлении, в сторону границы. От горной гряды лагерь отделял достаточно широкая проплешина степи и, напротив, узкая полоска леса. В этот лес они и направились, Глаз впереди, Кинжал рядом, отставая на полшага, а два скорпиона замыкали шествие, своими секирами разрушая идиллический облик собравшейся на пикник компании приятелей.

Кинжал нервничал. Впрочем, делал он это почти умышленно, у него вошло в привычку нервничать до начала дела и полностью отбрасывать даже намек на волнение, когда наступала пора действовать. После завершения же работы можно было снова отдаться во власть переживаний – уже задним числом, и переживания эти приятно пощипывали душу.