КРЕПОСТЬ ТЕЛЬЦОВ

Рикатс засмеялся, прислонившись к чахлому кривоватому деревцу, сиротливо растущему на склоне.

– Надо же! Ты стал более красноречив, дружище.

– Ты тоже изменился… господин Рикатс.

Рикатс наморщил лоб.

– Что это сейчас было? Попытка оскорбить?

– Да бес его знает, – после некоторого раздумья ответил Глаз.

– А-а, – протянул Рикатс.

Повисшее было молчание нарушил Глаз:

– Ты собираешься меня убить?

– Наверное, – легко ответил Рикатс. – Думаю, это куда гуманнее, чем доставить тебя в Скваманду живым.

– Это точно. Спасибо. Обещаю, что не буду просить отпустить меня. Это было бы нечестно.

Рикатс снова засмеялся.

– И тебе спасибо.

Он обернулся, вглядываясь в сумерки. Никто не шел за ним, битва все еще идет, хотя и итог ее уже очевиден. В горячке боя легко не заметить исчезновения командира.

– Не боишься поворачиваться ко мне спиной, Бурдюк? – спросил атаман.

Имя вырвалось само собой, словно вынырнув из прошлого. И Глаз почувствовал, как легко оно легло на язык.

Рикатс вздрогнул.

– Знаешь, Глаз, – сказал он после паузы. – Пару лет назад, когда ты умер – ну, ты помнишь… я сказал над твоим телом, что никогда не боялся повернуться к тебе спиной.

– Я тоже не боялся… когда-то.

Рикатс мотнул головой, отводя несправедливые обвинения.

– Не я начал эту войну, Глаз. Как тебя вообще угораздило связаться с этой тварью, Тарантулом?

– Как-как, – проворчал Глаз. – Конечно же Зеркалу спасибо, вот как. Как я в него посмотрелся, меня швырнуло прямиком в одно ущелье в Земле стрельцов. В пещеру. Там этот выродок Тарантул чего-то колдовал. В тот раз, как ты попросил его связать ваши с тем Непосвященным души, ты заронил ему в башку какую-то сумасшедшую мысль.

– Какую мысль? – спросил Рикатс.

Стемнело. Шум битвы распался на отдельные очаги, и те быстро затухали, как затухают угольки, оставшиеся после большого костра.

– Какую мысль? – повторил Рикатс.

– Да не выразить мне! – огрызнулся Глаз. – Под хорошее настроение он пытался мне втолковать, но так заумно, что я понимал хорошо если одно слово из пяти. Вроде как он нашел местечко на Оборотной стороне мира, где обретаются, не то заготовки людских душ, не то души, не получившиеся у богов, не то что-то такое-этакое, демон его разберет. И после того случая Тарантулу взбрело на ум, что он может этими заготовками управлять…

Глаз умолк. Бурдюк не торопил, для бывшего его приятеля речь и так была слишком длинна.

Тишина длилась недолго. Со стороны лагеря темноту разорвали огни вспыхнувших вдруг факелов, и донеслись голоса:

– Рикатс! Генерал Рикатс!..

– Смотри-ка, потеряли, – хмыкнул Рикатс. – Рассказывай, пока не мешают.

– Охоч до сказок, дитятя, – проворчал Глаз. – Что рассказывать. Тарантул перечитал кучу книг и поперся в самое колдовское во всех Землях место осуществлять план. Заперся в пещере, начертил пентаграмму, нагромоздил в центре каких-то амулетов, сварил зелье, чтоб отделить душу от тела, и полетела его душа в это непонятно куда. И в эту же самую минуту я посмотрелся в Зеркало, и меня кинуло в ту пещеру, прямо в центр пентаграммы. Я отбил себе зад и разметал амулеты. А он из-за этого застрял между мирами. Я чуть не обделался, когда поднял с земли какой-то моток веревок, и вдруг из пентаграммы ударил свет, и явилась полупрозрачная беснующаяся харя Тарантула. Ему бы хитростью взять, но он был настолько зол и перепуган, что выболтал кое-что лишнее, и я понял, что он у меня в руках, и будет делать все, что я велю. Сунул я тот моток в карман и пошел наружу.

Он снова замолчал, выдохся.

Огни приближались, голоса становились громче…

Глаз снова заговорил:

– Сперва я испытал Тарантула на одном атамане… Капюшон его звали. Редкий уродец. Со своими людишками подступил ко мне, мол, сейчас будем резать. Гляжу, а там все Нерожденные, ну, думаю, хана, удружило Зеркальце. В сердцах сжал амулет в кулаке, а в башке вдруг как рванет голос Тарантула! Злющий! Мол, я их сейчас всех уделаю, только руки не распускай, скотина. Ну и напустил на них эти порченные души, среди которых теперь обретался. В первый раз жутко было глядеть, что они творят, вселившись в людей, а потом пообвыкся. Собрал остатки той банды, велел соорудить передвижной шатер, нарисовал на полу пентаграмму, бросил в середину амулет, чтоб, значит, эта свинья Тарантул являлся зримо, как там, в пещере, а не в башке моей вещал. Вот так и появился на вашу погибель атаман Глаз.

– Атаман… – скривился Рикатс.

– Да, атаман! – Глаз злобно оскалился. – На себя бы посмотрел, пес сторожевой…

– Не стоит, дружище, – оборвал Рикатс. – Взаимные упреки сейчас не к месту.

– Ты прав.

– Здравствуй, Глаз.

– Здорово, Бурдюк!

Два заклятых друга, два закадычных врага обнялись так, что захрустели кости. После этого сели рядом, плечом к плечу.

Первым заговорил Рикатс.

– Ты счастлив, Глаз?

Глаз, похоже, такого вопроса никак не ожидал. Повернув голову, долго всматривался в лицо друга, но тот хранил молчание.

– Как тебе сказать. Я ни о чем не жалею. Неплохо повеселился.

– Что, правда, весело было? – Рикатс спрашивал без всякой иронии в голосе.

На этот раз Глаз замолчал надолго. Но Рикатс его не торопил.