Крепость сомнения

– Так я тоже редко, – не растерялся Тимофей. – Это только подчеркивает неслучайность нашей встречи. Как той, так и этой. Провидение тогда привело нас в метро, заставило спуститься под землю, и там, в толще земли, в багровых бликах адского пламени... Что же вы сдавали в тот день, какой экзамен? – непринужденно продолжил он. – Думаю, это была история американской литературы, потому что вы филолог, я это сразу понял. Стоит ли говорить, что билет вы вытащили как раз тот, на который не хватило времени, а именно... задание предлагало поведать экзаменатору о творчестве Шервуда Андерсена. О, Шервуд! Слышать слышали, а читать не читали. Не читали, и все тут! Ну, что было дальше, сами знаете. Второй билет, а там Дос Пасос. В двух шагах от рая. Но и эти два шага вам не дались в тот короткий зимний день. Если бы экзаменатор сказал вам – приди ко мне в зеленый дол, вы бы пришли! Если бы поинтересовался, есть ли свет в августе, вы бы сказали, всегда, всегда есть свет, даже в январе. Когда я умирала, сказали бы вы, ночь была нежна, по главной улице с шумом и яростью шагал последний магнат во главе королевской рати, прекрасный и проклятый Эроусмит бродил под сенью старых кленов, а заблудившийся троллейбус спрашивал, как проехать в квартал Тортилья-Флэт, и вообще как тут у вас продается гнев: гроздьями или на вес, ну и так далее. Но он спросил совсем другое, совсем не то, что заблудившийся троллейбус. Он спросил: а где, собственно, лежит сорок вторая параллель? Где положили, там и лежит, где же ей еще быть? Вот как вы подумали, но не сказали. Ну, последствия понятны, – торопливо пробормотал он в сторону. – Поэтому настроение у вас было скверное, о-ох скверное, потому что вы не знали, как сказать об этом родителям, – нет-нет, конечно, ваш папа и ваша мама люди просвещенные, с пониманием, сами, наверное, были студентами, но все же, сударыня, все же это очень неприятно тратить каникулы на пересдачу, да и вообще – два это два, даже, честное слово, не три, но когда я уступил вам место, на душе у вас стало немножко полегче и вы улыбнулись.

И Аля действительно чуть заметно улыбнулась.

– Вот как сейчас, – констатировал Тимофей и развел руки как фокусник, приглашающий публику полюбоваться сотворенным им маленьким чудом. Оба они прекратили разговор и с преувеличенным вниманием обратились к гиду, стараясь наверстать ту информацию, которая была ими пропущена.

– Этот маленький, труднодоступный уголок уникален! – выкрикивал гид, а мегафон, подхватывая его хриплый голос, исходил заученными интонациями. – Здесь, и только здесь, произрастают уникальные растительные виды, которые больше нигде в Крыму вы не встретите.

– Какие именно? – строго поинтересовался пожилой человек в светлой полотняной блузе того самого стиля, который был в сугубой чести у китайских руководителей.

Гид, похожий на льва, глянул на него снисходительно.

– Какие именно – сейчас не скажу, но они произрастают. Поверьте мне.

Любознательный турист пробурчал что-то невнятное и, пользуясь этой зыбкой стоянкой, удалился на нос, обеими руками, до белизны в пальцах, цепляясь за сверкающие поручни.

– Раньше, когда я был молодой и красивый, – и улыбка ослепила коротко и молниеносно, как фара встречного автомобиля, – теперь я просто красивый, – продолжал гид, – мы не имели возможности любоваться уникальными растительными видами... причин коснемся ниже. – Его львиная, льняная грива, не тронутая еще сединой, развевалась по ветру. Было очевидно, что он и вправду был когда-то неотразим. И сейчас, несмотря на красную жилистую шею и багровое лицо, на котором загар смешивался с внутренними токами винного происхождения, он мог бы считаться привлекательным. Однако интонация, которой он на это намекал, говорила за то, что именно это обстоятельство занимает его менее всего.

Суденышко на холостом ходу подошло к самым скалам. Между тем ветер усилился. Катер болтало. Вода мелко сморщилась, неуютно потемнела, верхний ее слой потянуло рябью. Солнечные блики исчезли, словно кто-то свернул солнце, как половик.

– Вот здесь, обратите внимание, раньше проходили стрельбы Краснознаменного Черноморского флота, – продолжал громогласно трещать гид, выбрасывая к скалам дочерна загоревшую руку.

Действительно, над неглубоким гротом скала была искусана разнокалиберными щербинами; почерневшая вода ворчливо плескалась там в холодном сумраке, на выступах скользких стен сидели нахохлившиеся голуби.

Гид зябко поводил богатырскими, немного вислыми плечами, давая возможность своим подопечным проникнуть взглядом в остатки военных тайн, и скользил скучающими глазами по головам, пока взгляд его не упал на девочку.

– Ах ты одувашечка! Как тебя зовут? – гаркнул он своим зычным голосом.

– Hяня, – так же громко ответил за девочку Тимофей.

Девочка посмотрела на него испуганно и захныкала. Она была только в летнем ситцевом платьице, и на открытой ветреной воде ей было холодно.