В последние дни она все больше убеждалась, что в этой войне не было ничего праведного. Всюду, где они проезжали с обозом, ландскнехты Швабской лиги резали крестьян, как зайцев. В Зиндельфингене люди Трухзеса изловили одного из крестьянских предводителей, ответственного за бойню в Вайнсберге. Музыкант Мельхиор Нонненмахер сыграл тогда графу злобную сатирическую песнь. Теперь его длинной цепью приковали к дереву, вокруг которого разожгли огонь. Бедняга с воплями носился по поленьям, пока не изжарился заживо. Точно так же поступили с Йекляйном Рорбахом в Хайлбронне.
— Эй, Агнес, живее давай! Нечего здесь ловить!
Барнабас стоял внизу возле повозки и нетерпеливо махал ей. Барышник думал чем-нибудь поживиться в Вайнсберге. Теперь же, глядя на пылающий город, он спешил вернуться к обозу.
— Надо убираться, пока ландскнехты не снялись, — пробормотал он, когда Агнес медленно спустилась с холма. — Люди вокруг уже недобро на нас поглядывают, — он рассмеялся. — Даже старики могут жизнь попортить, если у них миску каши из-под носа выдернуть. В одном Трухзесу стоит отдать должное: уж если возьмется за что, так со всей основательностью.
Повозка со скрипом пришла в движение и покатила по выжженной, разоренной земле. Сидя на облучке, Агнес всматривалась в сгущающиеся сумерки. Не уцелело ни одного сарая, ни одной конюшни. Урожай превратился в пепел, и люди спасались бегством.
Пару дней назад Агнес тайком взглянула на карту, которую раненый фельдфебель предложил Барнабасу в качестве платы. Скитания завели их уже на сотню миль к северу, через Швабию и Франконию. Но при этом отдаляли от Рейна. Если ей действительно хотелось узнать о своих сновидениях и прошлом, то следовало в ближайшее время покинуть обоз и двинуться на запад.
Но только с кольцом, которое Барнабас по-прежнему носил на шее.
Примерно через час они подъехали к лагерю, расположенному возле брошенной деревни. Едва повозка остановилась, Агнес соскочила на землю и поспешила к костру, где сидели маленькая Агата и матушка Барбара. Маркитантка держала над огнем палку, на которой жарился разделанный кролик.
— Что, от самого Вайнсберга, небось, запах учуяли? — спросила она с ухмылкой и показала на сверток лохмотьев у себя за спиной. — А у мальчонки-то аппетит, как у жирного пастора. Половину бараньего костреца уже слопал.
— Снова есть начал? — спросила Агнес и склонилась над свертком, из которого выглянуло грязное, но довольное лицо. — Это хорошо.
Мальчик улыбнулся и слизнул жир с губ.
— Барбара дала мне окорок, — пробормотал он устало. — Сначала ругалась, но потом смягчилась.
— Дьявол, теперь мы лучшее наше мясо малолетнему деревенщине скормим? — вспылил Барнабас. — Довольно и того, что мы его лишним грузом с собой таскаем.
— Хех! — Матушка Барбара отмахнулась. — Ртом больше или меньше, роли не сыграет. К тому же скоро мальчишка наберется сил. Тогда представим его смотрящему, тому наверняка нужен барабанщик или обозничий. И заграбастаем первое его жалованье. Так что не валяй дурака.
Барнабас ворчливо устроился у костра и налил себе кружку вина, а Агнес принялась осматривать рану мальчика. Она уже выяснила, что его звали Гансом и родом он был из небольшой деревушки в окрестностях Ульма. После того как мать умерла при родах, отец собрал скромные пожитки, прихватил двоих сыновей и примкнул к крестьянской армии. Старшему брату под Бёблингеном пулей разворотило живот, отец затерялся в суматохе. С тех пор парень скитался один.
— Как ты? — спросила его Агнес.
Она сняла повязку и протерла смоченной в настойке тряпицей хорошо заживающую рану. Ганс тихонько вскрикнул.
— Если бы ты не жгла меня так, то было бы хорошо, — простонал он.
— Тихо. Радуйся, что еще жив. Другой давно умер бы от лихорадки.
Мальчик ухмыльнулся.
— Другой просто выпил бы настойку, а не обмывался ею трижды на дню.
Агнес невольно улыбнулась. В армии ее методы лечения по-прежнему ставили под сомнение, даром что она таким способом помогла уже десятку солдат с огнестрельными ранениями. Также молодая женщина применяла горький отвар из ивовой коры, понижающий жар. Почти все пациенты пережили ее манипуляции. С тех пор все больше раненых ландскнехтов приходили к повозке Барнабаса, и барышник с каждого из них получал немалые деньги. Агнес ничего не доставалось, но Барнабас хотя бы перестал ее бить и по ночам оставлял в покое.
Наконец Агнес осталась довольна раной. Она заново перевязала ее и дружески щелкнула Ганса в нос. Потом отрезала себе кусок мяса от кроличьей тушки и без особого аппетита принялась за еду. После поежилась и завернулась в шерстяной платок. Близился конец мая, но по ночам было еще прохладно и сыро.