Крепость Бреслау

На стене висел обрамленный в раму плакат, призывающий к затемнению окон. В стекла била ветка засохшей черной бузины. В окне маячил какой-то мужчина, одетый в серый костюм и шляпу того же цвета.

— Я буду говорить кратко. — Мок положил подбородок на кулаки. — Сегодня на моих руках умерла молодая девушка. Я должен о ее смерти уведомить кого-то, кто заключен в этом лагере.

— Я вам уже говорил, капитан, — Шмолл заложил ногу на ногу, — что я не даю информации.

— Я вовсе не требую от вас информации, — спокойно сказал Мок. — Я только хочу увидеться с заключенной Гертрудой фон Могмиц. Каждый в Бреслау знает, что графиня сидит в этом лагере.

Лейтенант задумался. Его длинные, ухоженные пальцы сыграли на столе фрагмент этюда Брамса.

— Вы не можете видеть со осужденной фон Могмиц, — сказал мелодичным голосом Шмолл. — Все решения, касающиеся этой осужденной принимает лично господин комендант оберштурмбанфюрер СС Ганс Гнерлих. Это понятно. Она исключительно опасна.

— Так иди, кретин, к твоему Господу Богу и скажи ему, что в квартире Рюдигера и Гертруды фон Могмиц на Викторияштрассе нашел изнасилованную русскими девушку, — Мок слова эти цедил очень медленно. — И что эта девушка умерла у меня через час на руках. Потом ее сюда вез через весь город. Давай поэтому задницу и передай коменданту вот эти слова: или мне даст позволение на идентификацию останков, то есть на беседу с графиней фон Могмиц, или я оставлю вам труп в пруду в центре казарменного плаца.

Шмолл поднялся и вышел без слова. Он пошел в направлении двери с вывеской «Комендатура лагеря».

Мок вздохнул. Он знал, что не выполнил бы своей угрозы. Захватывая людей в тиски шантажа, никогда раньше не блефовал. Но все менялось и портилось.

Даже его знаменитые тиски шантажа — любимый метод обращения с людьми в течение тридцати лет работы в полиции — в лагере Бреслау — Бергштассе не получались.

Бреслау, четверг 15 марта 1945 года, половина четвертого дня

Через полчаса никто Мока не попросил из комнаты свиданий, а следовательно, было весьма вероятно, что Шмолл испугался угрозы, хотя она была нереальна, и решил все дело доложить шефу. Было очень возможно, что он боялся выставить высокого офицера «крипо», была не была — старшего по званию офицеру.

Мок ходил по комнате, и в конце так его раздражал плакат, на котором смерть с косой, сидящая на неприятельском самолете, сверху разила бомбой освещенный дом, что вышел из барака.

Фурман, который его сюда привез, соскучился ожиданием, притянул повозку к воротам, выпряг коня и позволил ему есть корм из мешка.

Мок прекрасно видел зеленый плюш штор, обволакивающий тело девушки. Шли минуты, догорали очередные папиросы, кучер дремал на козлах, разбуженные весенним солнцем мухи слетались к телу девушки, а «катюша» пометила небо своими хвостами. В отдалении, примерно над Президиумом Полиции у городского рва, расцвел огромный хвост черного дыма.

Интересно, во что они попали, подумал Мок, и ему пришла своеобразная идея: почему до сих пор никто не организовал ставок — что будет сначала уничтожено, а что позже, которая женщина будет сначала изнасилована, а которая позже, падет ли Бреслау в марте или в апреле?

Вдруг к Моку подошел мужчина в сером костюме, тот самый, которого капитан заметил во время беседы с Шмоллом. Около сорока, гладко выбритый, галстук плохо подобранный, отметил Мок, костюм из хорошей шерсти, не охранник, не заключенный, тогда кто?

— Профессор философии Рудольф Брендел, — тихо сказал мужчина, как будто читал мысли Мока.

— Войдите обратно в барак, попросите оттуда охранника, приоткройте окно на двор и встаньте рядом. Я друг графини Гертруды фон Могмиц.

— Наконец, — прошептал себе Мок, — наконец кто-то, кто, быть может, опознает умершую, прежде чем слетятся к ней все мухи из Бреслау.

Он сделал так, как велел ему странный собеседник, и через некоторое время охранник, одаренный Моком папиросой, курил ее спокойно в деревянной уборной за бараком, а сам Мок стоял в комнате свиданий у едва приоткрытого окна и внимательно слушал то, что говорил ему профессор философии Рудольф Брендел, который влез между клумбами, окружавшими барак.

— Я слышал от Шмолла, что вы хотите увидеться с графиней. Это невозможно. Можете вы видеться только со мной.

— Я не хочу говорить с вами, только с графиней. Почему я должен говорить с вами? Она Моисей, а вы Аарон? — Мок чувствовал себя странно, направляя вопросы к стене.

— Я ее друг, — из-за окна донесся быстрый ответ. — И единственный человек, который является связующим звеном между ней и внешним миром. А вы кто такой, капитан, и что вам нужно от графини?

Мок, прежде чем ответить, задумался глубоко. Продолжалось это некоторое время. У него не было ни малейшего сомнения в том, что разговаривает с сумасшедшим. Зачем ему этот разговор?