Крепость

Он достал из тумбочки свою любимую книгу Б.Г. Кузнецова об Эйнштейне и принялся листать ее, натыкаясь на любимые места, которые говорили ему о похожести их жизнеповедения и ситуации:

«Альберт рос тихим, молчаливым ребенком. Он чуждался товарищей и не участвовал в шумных играх. Ему претила любимая игра сверстников в солдаты. По всей стране гремела музыка военных оркестров. Дефилировали войска, сопровождаемые толпой восторженных мальчишек, а на тротуарах стояли обыватели, с гордостью наблюдая этот марш молодой империи, довольные новым поприщем, широко открывшимся для карьеры их отпрысков. А бедный маленький Альберт, державшийся за руку отца, плакал и просился домой. Его нервировал и пугал шум…»

«А наши все Афганом бредят», — подумал Петя, вспоминая разговоры и восторги одноклассников по поводу «тренированных» и «накачанных» ребят, прошедших «Афган». Он продолжал читать:

«Товарищи по школе обратили внимание на характерную черту Альберта — болезненную любовь к справедливости… По-видимому здесь же, в начальной школе, Эйнштейн впервые столкнулся с антисемитизмом…

…Брызги антисемитизма ранили Альберта не потому, что он был их жертвой, а потому, что они противоречили уже поселившимся в его сознании идеалам разума и справедливости…

…Мальчик переходил из класса в класс. Сосредоточенный и тихий, он без блеска справлялся со школьной программой…

(«Здесь у меня по-другому: ну и что, различия тоже должны быть», — думал Петя).

…Точность и глубина его ответов ускользали от поверхностных педагогов, с трудом терпевших медлительность речи Эйнштейна…»

«А это точно», — вспоминал Петя Герца…

«…Между тем в мозгу этого тихого мальчика зрели интеллектуальные порывы, он стремился увидеть вокруг себя, в мире и обществе, гармонию, которая была бы созвучна его внутреннему миру…»

«Конечно же, — думал Петя. — ведь я же сам придумал объяснение происхождения космоса, то есть гармонии небесных тел, из хаотической космической пыли, и только потом узнал, что в этом направлении другие крупные умы идут тоже. Но беда в том, что мир все время стремится к хаосу, к энтропии»…

«…Сосредоточенный, равнодушный к школьным забавам, Эйнштейн не приобрел в школе близких друзей, а семья была далеко…»

И тут все было, как у него. А дальше шло то, что будет:

«Никогда жизнь науки не совпадала в такой степени с творческим путем ученого. В этом и состоит гениальность мыслителя. Гений — это человек, чья жизнь в наибольшей степени совпадает с жизнью человечества. Интересы гениального ученого — это имманентные потребности развивающейся науки, стремления гения — это имманентные пути науки, успехи гения — это переходы науки с одной ступени на другую, высшую».

Так и у него совпадает. Он просто живет, думает, работает, а оказывается, что не просто. Только бы случайной гибели избежать. Случайность — самое страшное, что может ждать гения. Если же проскочит, то его ждет небывалая судьба. Тикали часы. Они напоминали, что время не ждет, если он хочет себе достойного будущего. И еще они напоминали, что через четверть часа ему надо выходить на встречу с Лизой. Этого ему не хотелось, точнее, и хотелось, и не хотелось, было чего-то боязно. Лучше было думать, как великого физика спешили во всем мире принять, защитить от фашистов, как он сделал знаменитым малоизвестный до той поры городок Принстон!.. Глава с названием «Слава»!.. Ни один мыслитель, ни один писатель не достигал при жизни такого признания, как Эйнштейн!.. Потому что у Эйнштейна его личность совпадала с надличным, с познанием космической природой самой себя!