Крепость

— Нет, я была в Аргентине. Но попала я туда не случайно. Мой отец всегда был свободолюбивый! — начала бабушка совсем не то, что, по Петиным понятиям, от нее ожидала корреспондентка. Петя даже поразился бабушкиной простодушной искренности и одновременно политической нечуткости. — Когда начались погромы, он сразу уехал в Аргентину. Я думаю, мое свободолюбие от него. Да, когда начались погромы, он уехал. Он не хотел жить в стране, где погромы. А в Аргентине был богатый меценат. Такой барон Гирш. Он там основал земледельческую колонию. И всем евреям давал землю бесплатно, и еще деньги и оборудование. Но евреи ленились, потому что им все досталось даром, получали у барона деньги и ничего не делали. Отвыкли трудиться. А мой отец, о! он был трудолюбив, он не брал денег у барона Гирша, он все засеял и выращивал, как надо. Соседи ходили и удивлялись, какие у него ухоженные поля и хороший урожай. Ведь, как и остальные евреи, он жил раньше в черте оседлости и не имел права крестьянствовать. Но он был трудолюбив, мой отец, и всему научился. А потом один гаучо убил ножом папиного работника, который не пожелал ему отдать лошадь. И тогда мы вернулись. Разве можно жить там, где тебя могут каждую минуту пырнуть ножом! Но в эмиграцию я поехала снова в Аргентину. Там уже были корни, остались знакомые. И потом я уже была старше и понимала, что гаучо — темные, обездоленные люди, просто нужно их дикие инстинкты наполнить классовым смыслом и направить их ненависть против эксплуататоров. А первый раз я в Аргентине была в семь лет.

У бабушки была книжка «Аргентина в фотографиях», присланная теткой еще лет десять назад. Петя любил ее рассматривать, пытаясь представить ту страну, где родился его отец, — в каком-то смысле историческую прародину. Он знал, что Аргентина — страна эмигрантов не в меньшей степени, чем США, что там есть столица Буэнос-Айрес и река Ла Плата, что в устье этой реки первые поселенцы нашли много серебра и потому назвали эту землю «Аргентиной», то есть «серебряной». Argentum по таблице Менделеева значит серебро. А в предисловии к книжке, написанном на четырех языках, Петя со словарем вычитал следующее:

«В нашем бурном мире Аргентина является наиболее интересной и очаровательной страной, — с неизменной возможностью мирного и благоустроенного житья для тех, кто захочет здесь поселиться. Ее территория составляет несколько тысяч квадратных миль, в Аргентине можно найти все типы климатических условий, так что она является своеобразным конспектом климатов как Америки, так и всего мира. Похожая на гигантский, перевернутый кверху ногами треугольник, она содержит скалистые горы и палящие джунгли на севере, величественные водопады Игуасу, необъятную Патагонию, захватывающие дыхание озера Анд и ледяной пункт Южного полюса. Слава Аргентины увеличивается с каждым днем, и замечательные достижения ее народа становятся известными и за границей». И так далее, все в том же приподнято-рекламном духе.

Рассматривая ту часть книги, где были фотографии пампы и ее обитателей, Петя теперь вполне знал, как выглядит настоящий гаучо: широкополая шляпа на ремешке, черные густые усы, слегка вывернутые пухлые губы, шейный платок, завязанный как галстук, широкий черный кожаный пояс на широких штанах, а в руках непременно витая веревка — лассо. А вот как выглядел его прадед, он даже и вообразить не мог. Бабушка почему-то не сказала корреспондентке, что после революции девятьсот пятого года прадед снова уехал в Аргентину и поселился в Буэнос-Айресе, поэтому бабушка в эмиграцию уехала к родителям. Но когда началась первая мировая война прадед Моисей вдруг почувствовал приближение смерти и, бросив семью и все свои аргентинские дела, поехал каким-то кружным путем, потому что прямым было невозможно, едва ли не через Японию, умирать домой, в свою Юзовку. Добирался почти полтора года и таки добрался, а там через месяц и вправду умер. Думая об этом, Петя часто приходил к мысли, что, видимо, домом нужно считать не то место, где ты родился и живешь, а то, где ты хочешь умереть. Впрочем, мысль эта мелькала у него мимоходом, и он особенно ее не фиксировал, оставляя на будущие, «взрослые» размышления.

— А сразу вернулись первый раз? — спрашивала корреспондентка Матятина, проявляя журналистскую смышленость. — Ну, после убийства работника…

— Нет, отец некоторое время был представителем фирмы Дрейфуса в Буэнос-Айресе, продававшей зерно. Он был способный, но ему надоело подчиняться директору фирмы. Отец был независимый, к тому же и фирма прогорела, вот мы и уехали.

Голос Матятиной, записывавший на магнитофон бабушкину историю, поскучнел еще больше:

— А расскажите лучше, как вы попали в тюрьму.