Крепость

Невыразимую боль мне доставляет представление того, как моя подружка Лена превращается ни во что, в грязь и прах под развалинами и рухнувшими на нее сводами. Шварц и этот господин профессор Герисбергер — эта свинья! Едва лишь он получил звание члена муниципалитета, как стал терроризировать на этой основе всю Академию. Особо воодушевляло его то, что он специализировался на высоких чинах из СА, изображая их в полный рост в ночном освещении, волочащих перед собой свои, словно чужие, крепко сжатые кулаки.

— Здесь представлено чистое воплощение в жизнь желание Отца нашей идеи! — в такой грубоватой форме ответил он на недоуменный взгляд Лены, стоя перед выставленными в рисовальном зале рисунками, когда наивная и добрая девушка увидела на одном из них тщательно вырисованный углем и тушью половой акт. Но профессор плохо знал Лену, потому как стоило ему лишь на несколько минут оставить ее одну, она дорисовала мужской орган еще на добрых пять сантиметров. У юноши-модели, лет двадцати пяти, стоявшего там же на возвышении, он и был примерно такого же размера.

Должно быть, я задремал, т. к. очнулся от забытья от грубых голосов прямо за дверью купе. Сбросив остатки дремоты, отчетливо слышу: «Я сейчас наложу кучу прямо на ваши чемоданы!».

А поезд все стоит и стоит. Бог знает, когда же мы таким темпом доберемся до Берлина, если все и дальше будет идти таким темпом. А в голове назойливой мухой бьется одна мысль: это длится уже вечность! Целую вечность! Поезд дергается и начинает движение, а я в такт перестука колес твержу: длится вечно — длится вечно! Затем варьирую: не приедет — длится вечно — не приедет….

Уже светло, когда поезд достигает наконец-то Берлина. Но что же произошло с городом? Вместо окон повсюду видны дыры и причудливые, будто разрезанные раскромсанные остатки стен, повсюду целые поля развалин с высоко-торчащими трубами каминов. Они стоят абсолютно целые, словно являют собой твердую опору всех этих разрушенных зданий.

Проезжая мимо, вижу когда-то широкую улицу; теперь же дома по обеим ее сторонам лежат совершенно растерзанные, как прикатанные гигантским катком, словно они все были лишь карточными домиками. Скорее всего, бомбы падали здесь еще раз, уже на ранее разрушенные ранее здания и превратили все в сплошной щебень. Уму непостижимо, чтобы от всего великолепия двух рядов домов вообще ничего не осталось, кроме этого серого щебня — никаких следов дверей, мебели — вообще никакой обстановки!

Потянулись линии складов, на которые я сверху, немного наискось, смотрю и смотрю. Видны лишь железные скелеты фабричных крыш. На высокой, в пять этажей, стене почти рядом с рельсовыми путями, читаю: «Похоронное бюро Гринайзера». Словно издевательская усмешка судьбы!

БЕРЛИН

Выхожу из поезда на станции «Зоопарк». Из полевой военной кухни, стоящей прямо перед станцией, раздают солдатский суп. Имеется также и чай. Надо бы заглотнуть что-то горячее, чтобы согреть кишки. Чай красивого рубинового цвета. Может из листьев ежевики?

Осматриваю себя пристальным взглядом и замечаю, как во мне все изменилось не в лучшую сторону: поношенная, залатанная местами форма, мятая физиономия. А вокруг изможденные, истощенные солдаты волокут свои рюкзаки, карабины, фанерные чемоданчики и парусиновые сумки. Лица, измученные бессонницей, растрепанные волосы, трехдневная щетина — некоторые пехотинцы перевязаны бинтами. Охотно спросил бы их откуда и куда идут, но не решаюсь: у них у всех вид как у недавно обретших свободу каторжников.

В воздухе висит дым, но не только от паровозов. Чувствую себя покинутым и ненужным в этой вокзальной толпе.

Из Мюнхена я обычно всегда прибывал на вокзал Анхальтер и все было разложено как по полочкам. Стою в задумчивости перед большим, полуоборванным планом города на стене вокзала: трамвайные подъезды к Анхальтеру уничтожены, но куда-то они же должны ходить? Вообще-то мне всегда не везло с трамваями.

Если после бомбежки разрушены линии проводов питающих трамваи — то, конечно же, нечего надеяться на трамвай. Надо попытаться добраться до цели на метро. Метро, конечно, надежнее, но оно не выходит прямо к Анхальтеру. Постой-ка: если удастся перебраться через Нолендорфплатц, а затем через поворотный треугольник для паровозов к Мекербрюке, то я буду гораздо ближе к цели. Тут до меня доходит, что передвигаясь таким образом, я буду двигаться параллельно маршрута в южном направлении и тогда достигну своего издательства на Лютцовштрассе — а затем приберусь через Канал и так же попаду в ОКВ. А оттуда до Анхальтера буквально 15 минут per pede. Можно еще обдумать эту мысль, а можно сразу же шлепать и посмотреть, смогу ли я каким-либо трамваем доехать туда. На Лютцовштрассе уж точно, хоть один трамвай да есть.

Но, прежде всего задача стоит добраться до ОКВ — в Издательстве в этот час еще никого не будет. Избавиться от курьерской сумки, пары подарков и сразу же рвануть к Масленку. Затем без промедления заняться комнатой, разгрузиться там и топать в Издательство. Стоит ли оно вообще еще пока на своем месте?