Крепость

Меня так и подмывает спросить наконец-то Старика, какой черт подбил его взять Симону во флотилию. Однако у Старика есть уже выработанная шкала отношений со мной: он сидит неподвижно и даже веки прикрыты. Кажется, что он дремлет…. Чтобы обратить на себя внимание беру бутылку, наливаю себе и Старику пиво, создавая при этом как можно больше шума, и поскольку пара бутылок уже стоят пустые, с шумом двигаю кресло и привстав, поскольку буфетчик не смотрит в мою сторону, прошу принести еще пару бутылок. Не стесняясь, будто заправский официант, беру у буфетчика левой рукой два полных бокала пива и ставлю их на стол.

Но вдруг останавливаю себя: все это воротит меня с души! Именно то, что мы не можем поговорить непринужденно. У Старика какая-то собачья привычка держать меня на расстоянии. Зараза: Старик — большой начальник! ОН должен говорить, а не я!

Раньше различие в званиях и должностях не было для нас преградой. Сегодня для меня тоже ничего не значит то, что Старик является корветтенкапитэном, однако его сегодняшнее служебное положение, его должность командира флотилии, создает, при трезвом рассмотрении, явную дистанцию между нами.

Несмотря на открытие кегельбана, клуб заполняется. Поскольку Старик все так же молчит, прислушиваюсь к шуму за соседним столиком. Вебер подсчитывает, что и сколько потопили другие, в то время как он болтался, словно собачий хвост и не встретил даже парома. Затем речь заходит о том, что, несмотря на плохие времена, приходящие подлодки надо встречать, как и прежде: «Вспомните, как раньше все это было обставлено!» — «Точно! С девушками и цветами» — «Где, черт возьми, взять этих девушек? Может украсть?» — «Конечно, хорошо бы сначала получить рапорт о прибытии. Тогда можно было бы установить какой-либо порядок встреч» — «Я тоже так думаю. Но обижаться не стоит, если не все пройдет как по маслу…» — «Я бы в таком случае — если бы все зависело от меня — сказал: Дитя мое — раз и в тишине» — «Да, раз-два — и в дамках! Ха-ха-ха!» — «Куча цветов и при этом соответствующий рапорт. Надо смотреть в оба, чтобы не поскользнуться…» — «На цветах, что-ли?»

Зампотылу хватает воздух как выброшенная на берег рыба, а затем выпаливает: «Если последует команда ««Равнение направо!»», а там, справа, будет стоять смазливая медсестричка, и все выпучатся на нее.… А с другой стороны будет другая девушка…» — «Дорогой ЗПТ, во-первых, команда звучит так: ««Равнение направо — равнение налево!»» Если вот так приказать, то мои парни знают, что делать. Вам следовало бы лучше знать такие команды еще с младых ногтей!» — «Так точно! Сначала рапорт — а потом девушки!» — не унимается Вебер.

И что только меня подвигло слушать весь этот треп? Конечно, вся компания хорошо выпила, но поднятый ею шум и гам вызывает у меня лишь сострадание. А вот и продолжение: «Да бросьте вы! Все то слишком красиво и разумно. Не нужно ни от чего отказываться. Вернулся живым на Родину — получил поцелуй и цветы. А для полного счастья еще и шампанское. И шампанское должно быть обязательно!» — «Ну, шампанское само собой! Цветы и шампанское».

Старик сидит неподвижно, будто и не слышит этот галдеж. Я же жадно ловлю каждое слово.

«А поцелуй ты забыл!» — «Значит: поцелуй, цветы, шампанское. Так?» — «Нет, так я не хочу. К чему это распитие алкоголя на пирсе?» — «Что ты несешь? Вечно придираешься!» — «На пирсе не должно быть алкоголя!» — «Шампанское — это алкоголь? Парень, шампанское — это не алкоголь!» — «Нет, раньше, раньше. Я вот как-то пришел с бутылкой шампанского и моргал и кивал…. Ну все в курсе этого. Потом поднялся на борт. Усы подкрутил, кожанку напялил, и обращаюсь к командиру: «Медвежонок, поскольку ты потопил один корабль, я и принес тебе одну бутылку шампанского». А тот мне и отвечает: «Тогда я лучше снова уйду в Брест».

Тут поднялся такой гвалт, что я различаю лишь отдельные обрывки фраз: «… получил Рыцарский крест. А потом завился бургомистр Пустобрехшкин со своей мадам» — «На награждение Дубовыми Листьями всегда прибывает обер-бургомистр. Такова традиция» — «А ты? Что ты хочешь? Что тебе принести? Шампанское? Коньяк?» — «Ничего. Вообще ничего. У меня на борту все есть».

Внезапно Вебер орет: «Вперед парни! Пора! Еще по кружке на посошок. Ну, вздрогнули. На посошок!»

Лежу на кровати и ловлю убегающий сон, а меня вновь охватывают сомнения по поводу Симоны: не задумала ли она уже давно, исподволь добраться до сведений, представлявших огромную ценность для противника? И был ли Я в ее раскладе лишь нижней ступенькой всей пирамиды? Достигла ли она, будучи в особой милости у Старика и попав во флотилию, этой своей цели? Стремилась ли она к этому с самого начала?