Крепость

Придаю лицу такое выражение, словно никак не могу принять эти его слова за чистую монету, но майор продолжает подкалывать меня: «Насколько могу судить, ВМС тоже не располагает такими сведениями. Ведь первые тревожные сообщения поступили тоже не от Ваших людей.» — «Насколько мне известно, это в компетенции господина адмирала Рюге» — отвечаю несколько раздраженно. Этот майор напоминает мне незабвенного ротмистра Хольма.

Но когда я спрашиваю, не лучше ли будет, если я оставлю попытку поговорить с ним, как представителем Армии, майор, вопреки моим ожиданиям, проявляет неожиданную любезность, словно только что проснулся. Я приглашен в его машину.

Видно, что 1-А находится в незавидном положении. В машине он буквально тает. «Так вы путешествуете в полном одиночестве?» — неприкрыто пялится он мне в лицо. «Нет, с водителем».

1-А делает нетерпеливый жест рукой. В любом случае выглядит как самостоятельное предприятие» — «В рамках одного общего задания…».

Хочу продолжить свою речь, но 1-А обрывает меня: «Можете оставаться здесь и делать что хотите! Уму непостижимо! Хотелось бы и мне хоть разок так устроиться.»

Что я могу ответить? Сам вижу, что с этой своей поездкой ношусь как черт с торбой. Ну и идиот! Эта мысль не оставляет меня с самого начала моего разговора с этим майором.

1-А соблаговоляет теперь снизойти до того, чтобы показать на карте ситуацию этого дня: «С самого начала противник имел неограниченное господство на море и в воздухе и сумел создать плацдарм шириной 25 и глубиной 10 километров у побережья Кальвадос, западнее Орн и севернее Кана. При этом противнику удалось создать второй плацдарм на юго-восточном уступе восточнее и западнее устья реки Вир, севернее Сен-Ло — шириной где-то около 15 километров. Затем глубина захвата уменьшилась до 4 километров. Ну, вот теперь вы знаете все.» Не ожидая моего ответа, майор продолжает: «Широкий плацдарм образован 2-й британской Армией и канадскими частями; узкий — 1-й американской Армией …»

Присаживаюсь на складной стул и раскрыв на правом колене блокнот, делаю пометки. 1-А любезно делает для мня паузу. Прежде чем он продолжает, быстро задаю вопрос: «Сколько войск стоит против наших, в общем смысле?» — «Уже 6-го июня, скажем так, до вечера, здесь высадились: пять дивизий — танки и пехота — и, кроме того, одна воздушно-десантная дивизия. Итак, всего 6 дивизий, Все британские. В первые шесть дней, порядка 300.000 человек. Сколько их сейчас, трудно сказать!»

За толстым занавесом трещит телефон. Несколько голосов что-то говорят одновременно, но затем чей-то голос преобладает: голос того, кто говорит по телефону. Ухватываю лишь обрывки слов, настолько поглощен тем, что говорит 1-А: “На рейде сосредоточена целая армада. Мы насчитываем в ней около 7000 судов, среди них 5 линкоров и 22 крейсера — более точной информации нет» — «7000 судов?» — «Да, если суммировать и десантные баржи. Ну, в этом вы лучше меня разбираетесь. Нашим ВМС противопоставить им практически нечего. Или почти нечего.»

Майор зло насмехается надо мной. Затем он вдруг меняет выражение лица на свирепое, и говорит: «Теперь мы тоже знаем, вдруг пригодиться, как высаживаться на открытые, обрывистые берега. Сначала мы думали, что они потопят лишь несколько старых посудин, как волнорезы, а они приволокли на буксирах гигантские кессоны и, установив их в низкой воде, друг возле друга, составили молы и пирсы. И ни сучка, ни задоринки.» Эти горькие слова звучат в унисон с услышанными на батарее у Сен-Адрес.

Майор резко взмахивает рукой, выражая нетерпение. Затем, вздохнув, тихо продолжает: «Но хуже всего ситуация в воздухе. Нам нечего противопоставить противнику. С самого начала у нас было наготове 350 самолетов. Но не спрашивайте меня, сколько их было у врага. Это вопрос не ко мне. От наших Люфтваффе не осталось ни одной машины! Мы здесь расплачиваемся за других!

Майор с такой укоризной в голосе произнес все это, словно это я виноват во всем случившемся: «Но теперь у нас должно появиться чудо-оружие! К сожалению, им стреляют лишь по Лондону, вместо районов сосредоточения войск противника — или хотя бы по этому вот плацдарму. видно в берлине или еще где, думают, что, увидев свои горящие дома, солдаты противника рванут домой, и мы победим.»

Ничего себе: Этот майор еще и циник!

«Наши части, прямо в районе высадки сил противника тоже не дремали. Такого еще не было: наступление с моря, воздуха и суши одновременно — настоящий огненный мешок, полностью накрывший плацдарм. Неразбериха была та еще! И наша контратака вскоре завязла. В соответствии с высшим благоразумием — по системе «стой там — иди сюда!» Ничего не ясно. А теперь сложилось так, что из-за потери контроля в воздухе, наши резервы едва могут пробиться к нам. Удивляюсь, как это вам удалось проскользнуть. На вашем месте я бы очень поостерегся…».

Легким кивком головы выражаю свою благодарность, однако внимательно слежу, чтобы ни на секунду не расслабиться и чувствую, что живая образная речь 1-А захватывает меня.