Крепость

Спустя некоторое время сижу в партере летнего театра на Champs-Elyse;s. Откуда у всех встреченных мною сегодня парижан эти сверкающие словно серебряные велосипеды? Молоденькие дамочки ведут себя словно на велосипедном променаде: одна рука на руле, другая на полях шляпки с развевающимися позади лентами.

С чудовищным шумом, походящим на двигающиеся кусты, в своей пятнистой маскировке, со стороны Площади Звезды движутся танки. Это «Тигры». Несколько велосипедистов, среди них и юная девушка, мужественно катят рядом с ними, не выказывая страха.

Напротив меня происходит настоящий показ мод: что за шляпки! Летние соломенные шляпки с широкими полями снова в моде, они богато украшены резво развивающимися на ветру пестрыми лентами и бантами.

Смотрю на эту картину, и вдруг до меня доходит, что в этом богатом оформлении шляпок дело, на самом деле, не в этих чудесных шелковых лентах и бантах, а в заглаженных, раскрашенных и отлакированных соломенных стружках. И тут же в глаза бросаются сумочки из соломы, ремешки из каких-то кусочков, нарядные туфельки на деревянных подошвах с каблучками, такими же высокими, как у японских актрис. Но то, как парижанки прохаживаются в этом «эрзаце», само по себе является чистой провокацией. Более того, несмотря на довольно теплую погоду, многие дамы одеты в костюмы из дешевых эрзац-материалов с лисьими воротниками.

Apropos , «эрзац» – это трудное для французов слово превратилось для них в своеобразную шутку. Для ушей французов это слово должно быть похоже по звучанию на «les krauts». «Les ersatz» – уже давно служит прозвищем немецких солдат.

И вдруг я возвращаюсь к действительности: целое войско одетых в полевую форму солдат четкими «коробками» двигаются по улице мне на встречу. Они выглядят довольно буднично и даже плачевно в поношенной форме, с ранцами из телячьей кожи цвета табака, с висящими на левом бедре жестянками противогазов, болтающимся оружием, оттягивающим портупею и смешными сапогами с отворотами. И это победители Европы! Курам на смех. На задранных вверх головах – пилотки. Все время удивляюсь тому, насколько непрактична эта форма. Слишком старая, как и все оснащение пехоты. Все сделано таким образом, чтобы наши войска не задерживались в городе, но те которые остаются, делают самую плохую рекламу Великому Германскому Вермахту: они выглядят как угодно, но только не как сверхлюди.

Я потерял чувство времени: повсюду уже горят огни. Даже не заметил, что наступил вечер. В Париже нет затемнения, он не является целью бомбардировщиков как немецкие города. Париж просто чудо-город после Берлина и Мюнхена. Словно огромные сверкающие спицы разбегаются улицы от Площади Звезды: 12 спиц.

Боковые улицы Champs-Elyse;s превратились в лунные ущелья. Окна домов слепы и темны. Проститутки то и дело шепчут: «Te! Te!» и «Faire l’amour?» соблазны повсюду. Звуки губной гармошки и бренчание гитары.

Волшебное место.

Сквозь решетки уличной вентиляции слышен рокот метро. В воздухе буквально потоки запаха акации: приторно-сладкие, насыщенные. А затем, когда прохожу дальше снова попадаю в волны запахов кафешек и бистро. Напротив висящих над верхними карнизами домов звезд вырисовываются верхушки каштанов. На широких листьях блестит зеленым светом отражение уличных фонарей. Опрокинутая Луна висит на глиняных зубцах дымовых труб. Из Caf;s, сквозь занавески на стулья стоящие на тротуаре падают широкие потоки электрического света.

Не могу насладиться этим видом. Останавливаюсь прямо в центре светового потока и буквально купаюсь в нем. В следующий миг удивляюсь множеству преломлений и отражений в зеркалах на стенах и каменных тумбах. Словно попав в детство, буквально столбенею, как будто стою перед рождественскими елочными свечами.

Per aspera ad astra : если бы только захотел, то мог бы словно летучая мышь почти касаясь голов гуляющих людей пролететь сквозь пропасти улиц.

Гостиница Отдела наполнена до предела. Приходится приложить усилия, чтобы не вступить в разговоры с кем-нибудь из приезжающих.

Довольно много здесь тех о ком доподлинно знаю, что они интригуют против меня. В первую голову репортеришки, т.к. я вмешивался в их дела. А так же фотографы, т.к. журналы «Сигнал» и «Рейх» чаще печатали мои фотографии, чем их. Лишь немногих мог бы я назвать своим товарищами.

Едва лег в изнеможении на кровать, как мысли вновь захватили мозг. С трудом вспоминаю, что же это было вчера. Прыжок во времени довольно небольшой. Но во мне глубоко сидит недоверие к происходящему. Мне нужно время чтобы подготовиться и принять явные контрасты между сияющим Парижем и умирающим Берлином. После вида тысяч разрушений тяжело осмыслить и принять целостность этого города.

При всем моем старании, воспринимаю данность как Богом данное явление.