Крепость

А тут этот бестолковый Дангль! Он был самым первым из встреченных мною в Париже военных корреспондентов – и как нарочно какой-то безалаберный человек: настоящее произведение своего поколения 1918 года, полный ненависти к офицерской касте, особенно к флаг-офицерам , но при всем при том остававшимся первоклассным бумагомаракой и совершеннейшим блюдолизом. То, как Дангль выглядит и особенно его манера носить форму и фуражку, наталкивает на мысль, что так могли выглядеть лишь матросы-революционеры Кильского порта. И все время разговоры только о бабах! Судя по сплетням вокруг него, Дангль везде умел их находить. Но как, спрашиваю себя, ему удается цеплять их на крючок, не зная при этом и десятка слов по-французски? В тот мой первый приезд он мне это продемонстрировал: мы приехали тогда с севера, в глотке у меня пересохло, и я желал лишь одного: засесть в какую-нибудь кафешку на бульваре и промочить горло. Оператор, прилетевший со мной, тоже томился от жажды.

Едва мы сели за столик, как появился Дангль с довольно вызывающе одетой дамочкой. Она не слишком скромничала: я отчетливо вижу и сейчас ее слащавую улыбку и сладострастный вид, и то, как она ярко и броско накрасила губы. В следующее мгновенье Дангль исчез. Ну я подумал он отчалил в туалет а тут и дамочка испарилась. Где-то внутри я почуял неясную опасность, а потому невольно взглянул на часы: прошло всего 5 минут. Затем еще 5 и еще 5. Так долго никто бы не высидел в туалете. Я повторил заказ и стал слушать как хозяин кафешки громким, раздраженным голосом говорил с посетителями, а официанты переругивались между собой, т.к. на полу кое-где валялись опилки.

В следующее мгновение Дангль был рядом: голова красная, словно помидор.

Бабочка, или как там их еще называют, с которой он мелькнул перед нами, присоединилась к нам через секунду. Она поправила свою лисью горжетку, а затем стала пудриться: сначала свой утиный клювик, затем лобик и щечки. Закончив, защелкнула пудреницу, водрузила обнаженные локотки на стол и блуждающим взглядом в 180; осмотрела местность: это было что-то!

Для меня, впервые такое пережившего, это было более чем достаточно!

Когда мы возвращались к нашей машине, то оператор, довольно молодой парень, спросил: «Он, в самом деле, ее …» – «Да, и представь себе – на пустой желудок!» Надо было слышать тот свист, с которым мой попутчик выдохнул свое удивление и уважение: Париж! Вероятно, так он себе его и представлял. Довольно веселенькая история: мы оба, одним махом увидели кусочек французской жизни.

В то время Дангль позволял мне тоже участвовать в его прогулках: в конце-концов, я был такой же мушкетер, как и он: с пузырями на коленях, в плохо сидящей форме и матросской шапочке, как в свои пять лет. Только вместо слова «МЕТЕОР» на ленточке золотыми буквами стояло: «ВОЕННО-МОРСКОЙ ФЛОТ»

На этот раз Дангль был довольно молчалив. Я тоже здорово уморился, и глаза закрывались сами собой: после проведенных в Берлине суток, Париж кажется Фатой Морганой – никаких следов бомбежек, никаких развалин и завалов на улицах. Нигде не видно ни следа разрушений. Нет и грязных, покрытых копотью, кашляющих людей – никаких пожарищ, никакого чада и дыма…. Как заслужил Париж такую милость?

В то время как мы проезжаем большой бульвар, буквально впитываю в себя вид сотен домов, площадей, целых прямолинейных улиц, словно хочу запомнить все для исторического архива. Все, что вижу, выглядит совершенно неправдоподобно. Словно из другого теста выполнено.

Где-то в глубине души, словно дурной сон, всплывают воспоминания о Берлине, Мюнхене и Гамбурге. Но вот это – это реальность! И кажется, что эти целые и невредимые стены, балконы, парусиновые зонтики над уличными кафешками, мансардные крыши, рекламные тумбы, аккуратные площади и скверы – все это лишь мираж, оптический обман. Но кК-то уж чересчур отчетливый: может быть Париж – это город-призрак?

Во мне будто застыло это чувство нереальности: некая смесь из испуга, что все это лишь сон и счастья: я – в Париже, а не там, где раки зимуют! В этом ощущении счастья присутствует также и доля упрямства: проклятая банда свиней не сможет меня здесь достать! Уж во всяком случае, сделать им это здесь будет довольно непросто!

Теперь мы едем по Quai du Louvre, сквозь густую тень деревьев. Стволы образуют подобие решетки, сквозь которую, будто в старом кино мелькает остров на Сене, проецируясь на почти белом небе.

Меня захлестнули воспоминания: Sacr;-C;ur, когда я в самый первый раз его увидел с точенными светлыми циклопическими куполами, царящими над глыбами городских крыш – произвел на меня сильное впечатление. Это была не церковь, а скорее сияющая в блеске солнечного света крепость. Эта, стоящая на хвосте камбала, была вершиной моего паломничества. Сверху я видел не тот Париж Писсаро, а совсем иной город – чистый и просторный.